Дар милосердия - [43]

Возле одного из зданий они замерли в нерешительности. Изысканно украшенный вход завален розовым щебнем, резной фасад испещрен сверху донизу зигзагами трещин. С высоты скорбно взирали стрельчатые окна.

— Озимандия[17], - тихо произнес капитан.

— Что вы сказали, сэр? — спросил Биннс.

— Да так, ничего. Вспомнилось из Шелли, но здесь явно не тот случай.

У следующего здания картина повторилась.

Хрустальные деревья на квадратиках скудной земли печально стояли вдоль осыпающейся стены, их затейливые листья сверкали в тусклом свете послеполуденного солнца, звеня под порывами ветра, как стеклянные колокольчики.

Одно строение заметно возвышалось над остальными. Его фасад украшали гигантские мраморные колонны, ко входу вела широкая мраморная лестница, свободная от каменных обломков. Люди остановились у подножия колонн, вглядываясь в окна.

Капитан начал подниматься по ступеням, Таннер двинулся следом, Биннс робко топтался внизу.

— А это не опасно, сэр? — спросил он.

Фаррелл обернулся. На губах заиграла легкая улыбка, он словно помолодел.

— Опасно? Все может быть, но, по-моему, в нашей ситуации грех не рискнуть.

Мальчишеское лицо Биннса покраснело.

— Я… я совсем забыл, — проговорил он. — Глупо, правда? Нам же все равно…

— Идем! — прервал его Таннер. — Какой смысл стоять и трепаться? А вдруг там еда?

Массивные ворота преградили путь, но Таннер поднажал плечом, и створки со скрипом разошлись. Стены, пол, потолок — все в просторном вестибюле было покрыто пылью столетий. Внутри пусто, и только в нише справа от двери, на единственной полке, виднелась небольшая статуэтка.

— Похоже на храм, — заметил Таннер.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Биннс. — Наверняка у них была религия.

Полумрак скрывал очертания статуэтки. Капитан потянулся, взял ее с полки. Искусно вырезанная из камня, похожего на земной гранит, фигурка выглядела до боли знакомой. Найти такое за пятьдесят миллионов километров от дома… абсурд! Едва осознав это, Фаррелл обмер.

Композиция, правда, отличалась некоторой самобытностью и непривычным избытком деталей. И все же ее ни с чем не спутаешь — уникальное человеческое орудие пытки, подвешенное на нем изнуренное болью тело, тонкое страдальческое лицо и неотступный взгляд темных глаз, в котором даже перед смертью светится сострадание. Без всяких сомнений, у Фаррелла в руках распятие.

— Кто знает, сэр, — начал Биннс, — может, и у них был Христос…

Капитан покачал головой. Религиозностью он никогда не отличался, но неоспоримые факты признавал.

— Христос был только один, — отрезал он.

— Но как…

— Не знаю. Если повезет, разберемся.

Капитан Фаррелл бережно вернул статуэтку на единственный непыльный пятачок, где она простояла без малого две тысячи лет. Затем пересек вестибюль и подошел к внутренним дверям. Таннер и Биннс не отставали. Двери отворились в огромный зал. Высоко над головой вздымался многогранный купол, сквозь который бледной радугой сочился солнечный свет. Плавный изгиб величественных стен ниже купола подчеркивался трехмерными фресками. Длинные скамьи, равномерно разделенные расходящимися лучами проходов, окружали центральное возвышение с четырехметровым крестом и скульптурным изображением распятого на нем человека.

Капитан первым очнулся и зашагал по ближайшему проходу. Следом — Биннс и Таннер. У подножия креста на мраморном пюпитре лежала тонкая металлическая книга. Фаррелл на мгновение замер, затем дрожащими пальцами перевернул обложку и открыл тонкие, как бумага, металлические страницы, испещренные мелкими символами.

— Биннс, — позвал он, нарушая многовековую тишину, — ты ведь лингвист. Иди сюда.

Тот робко приблизился и склонился над древним томом.

— Слов не разобрать, сэр. Слишком темно.

Капитан щелкнул фонариком. Биннс ахнул:

— Невероятно, сэр! Поверить не могу!

— В чем дело?

— Книга, сэр. Она на арамейском.

Тишина, царившая в зале два тысячелетия, снова вступила в свои права. В тусклом свете фонарика Биннс сделался бледным как мел. Рядом нелепой статуей застыл Таннер. Лица на фресках молча взирали на сцену, разыгравшуюся под этими сводами впервые за долгие века. Затем тишина откатилась назад, нехотя уступая голосу капитана:

— Читай, Биннс.

— Но, сэр, мы точно имеем право? По-моему, находиться здесь — уже святотатство.

— Как раз наоборот. Церкви, пусть и марсианские, созданы, чтобы помочь человеку умереть.

Статуя Таннера дрогнула и ожила:

— Сэр, мне кажется…

— А мне кажется, вы оба боитесь, — отрезал капитан. — Боитесь открыть то, после чего труднее умирать.

Он посмотрел вверх, на молчаливую фигуру на кресте, на изможденное лицо, полные боли глаза, и мягко продолжил:

— Бояться нечего. Читай, Биннс.

— Есть, сэр. — Тот снова склонился над металлическими страницами. — Писание святого Орлина. «На шестьдесят третий день, начав орбитальный спуск, мы убедились, что гипотеза Дайда верна и небеса на Земле действительно голубые. Внизу простиралась темно-зеленая суша и бескрайние бледно-зеленые моря. Когда сканер обнаружил центр населенного сектора, мы покинули верхние слои атмосферы и снизились до высоты теленаблюдения. Главный город, расположенный на гористом полуострове, выдающемся в небольшое море, поведал все, что нужно знать о правящей расе. Строителей, как водится, выдала архитектура. С большого расстояния она казалась тяжеловесной и претенциозной. Вблизи в ней просматривались изящные штрихи — видимо, влияние другой расы, явно равновеликой, но не столь искушенной в войне. Посовещавшись, мы с М’нэйтом и Прэйтом единодушно решили, что исследовать полуостров до начала вторжения слишком опасно. Достаточно изучить отдаленный населенный пункт. Выбор пал на примитивную местность в восточной стороне, почти у кромки моря. Оставалось ждать рассвета. Едва на горизонте забрезжили солнечные лучи, мы осторожно приземлились близ белого городка. Спрятали корабль в глубокой расселине и на заре отправились в город. То был край каменистых холмов и бесплодной земли, точь-в-точь как на нашей планете. Вокруг теснились незамысловатые каменные постройки, а по дороге двигались варвары на фантастических вьючных животных о двух горбах. На нас внимания не обращали. Скромные просторные одежды и сандалии местных жителей во многом походили на наши, а среди мужчин встречались и безбородые, посему наши гладко выбритые лица подозрений не вызвали. Внешне мы почти не отличались от землян. Как гласит Третий закон разума Терина, «наличие сходных природных условий обуславливает единство физического облика разумных существ, независимо от расстояния, разделяющего обитаемые планеты».