Дар милосердия - [29]

В недоумении я уставился на ближайший дом. Что-то в нем показалось поразительно знакомым. Марсианский колониальный стиль, старомодная веранда, увитая розами… Внезапно я все понял и застыл в изумлении.

Передо мной стоял дом моего детства! В нем я родился и жил, пока не пришла пора уезжать в школу. Точно такой же дом, как в те времена, когда я выслеживал марсиан на заднем дворе и загонял на яблочные деревья венерианских сфугов. Рядом — дом-близнец, а через дорогу еще один.

Я понял, что все они одинаковы.

Пока я стоял, тараща глаза, как мальчишка, из дома вышел высокий красивый мужчина, открыл калитку и зашагал по улице, направляясь к центру поселка. Одет он был в светло-бежевый деловой костюм, а в руке держал портфель. Проходя, он взглянул прямо на меня, но не заметил. Зато я хорошо рассмотрел его лицо. Широко расставленные серые глаза, тонкий нос и твердый рот, незабываемая ямочка на подбородке.

Я узнал его сразу же. А что тут удивительного? Еще бы не узнать родного отца.

Не знаю, как долго я там стоял, — сомневаюсь, что время можно измерять стандартной меркой в столь необычной ситуации, — прежде чем двинулся вперед, неуклюже, словно неповоротливый ныряльщик посреди изысканной Атлантиды. Второе потрясение я испытал, когда подошел к калитке. Из дома вышла моя мать, спустилась по ступеням крыльца и начала срезать ветки сирени.

Все виделось так явственно, так отчетливо, что просто не могло быть настоящим. Голубое летнее небо над красными черепичными крышами, белые доски стен, ставни на окнах, открытые веранды (тогда они снова вошли в моду после столетнего забвения), сочная зелень лужайки, солнечный блеск ножниц, срезающих лиловые гроздья сирени, моя темноволосая красавица-мать…

Именно такой я ее помнил.

Такой она и была в те давно промелькнувшие годы…

Она подняла взгляд и теперь смотрела прямо на меня, но не видела. Искорки солнца в синих глазах — и больше ничего. Она вновь вернулась к работе, срезала еще ветку, добавила ее к букету и ушла в дом.

Датчик, расположенный прямо перед глазами, показывал нормальный уровень кислорода, но грудь так сдавило, что я едва мог дышать.

Прошло много времени, прежде чем мне удалось сдвинуться с места. Когда я добрался до следующего дома, оттуда вышел высокий красивый мужчина, открыл калитку и зашагал по улице к центру поселка. Светло-бежевый деловой костюм, портфель в руке. Широко расставленные серые глаза, тонкий нос и твердый рот… и незабываемая ямочка на подбородке.

Когда я остановился у калитки, красивая темноволосая женщина вышла из дома, спустилась по ступеням крыльца и стала срезать ветки с кустов сирени. Ее ножницы поблескивали на солнце.

В следующем доме было все то же самое… и в следующем… и дальше по улице. Целый городок — из домов моего детства, населенный двойниками моих родителей, таких, как я их запомнил в десятилетнем возрасте.

Регрессия, что же еще. Как иначе мог среагировать мой разум на ситуацию, с которой не мог справиться? Даже в условиях обычного стресса мы склонны мысленно возвращаться в то время, когда чувствовали себя защищенными. В экстремальной кризисной ситуации — к примеру, абсолютного одиночества — мы не просто возвращаемся, а приумножаем, а может, даже субъективно воссоздаем счастливые времена. Почему бы и нет?

Но регрессия — это лишь один из защитных механизмов сознания. Есть много других, в том числе и романтические фантазии.

Например, девушка твоей мечты.

Неожиданно передо мной открылся городской парк. Белые тропинки разбегались во все стороны, разукрашенные причудливым кружевом тени под нависающими ветвями. Разноцветные клумбы, белые скамейки среди кустов. Царственные вязы, подпирающие плечами летнее небо.

Но тише! Офелия?

У каждого мужчины — своя богиня. Моя может показаться вам слишком высокой, а ваша мне — наоборот. У вашей могут быть серые глаза, а у моей — голубые. Богиня — явление субъективное.

Я свернул на одну из волшебных тропинок и тут увидел ее. Она вышла из тени и солнечного света — высокая, с короткими темными волосами, в дымчато-синем платье.

Сначала я не мог разглядеть лица, но чувствовал, что откуда-то ее знаю. Она подошла ближе, и все вокруг — деревья, трава, тени — стало как будто таять. Солнечный свет стал ослепительным, и я видел перед собой лишь высокую загорелую девушку, ступающую по дорожке. Как будто смотришь на единственный объект на картине, а все остальные кажутся расплывчатыми и невыразительными.

Наконец я смог рассмотреть ее. Широкое, безупречно вылепленное лицо с изящно очерченным носом, сияющие голубые глаза под тонкими темными бровями вразлет, полные губы, чуть раскрытые в улыбке. Лицо девушки из маленького городка. Я прежде никогда ее не встречал, и все же хорошо знал.

Откуда?

Мои воспоминания и ассоциации создали ее.

Я помнил тихие вечера и зеленые холмы на фоне безоблачной летней синевы и тихие сельские дороги. Я помнил утренние туманы над вспаханными полями, цветущие луга, тихий смех и журчание ручьев в сиреневой тени.

Я помнил сладкий запах виноградников в октябре и пронизывающие ноябрьские ветра. Хруст снега январскими ночами и первое дыхание весны.