Дар милосердия - [20]

— Она издает звуки! — изумленно воскликнул он.

— Конечно, она мурлычет, — проворчала мисс Хаскелл. — Ради всего святого, неужели ты никогда не слышал, как мурлычут кошки? Городской что ли?

— Боюсь, я ничего не знаю о кошках. Упустил из виду. Зато у меня большие успехи в океанографии. Собственно, потому мое планетное сочинение и удостоилось поощрительной оценки.

— Ну точно городской, — заключила мисс Хаскелл. — Учишь всякие премудрости, а про обычных кошек не знаешь! — Она сняла чайник с плиты и разлила по чашкам кипяток. — Я буду без всего, а тебе могу добавить Пенелопиного молока. И сахар, разумеется. Все мальчики любят сахар.

— Спасибо, я буду как вы, — быстро вставил Отелис, следя за каждым движением хозяйки, словно пытаясь понять принцип чаепития.

— Тогда аккуратней! Чай очень горячий. — Она поднесла чашку к губам и сделала маленький глоток. Отелис в точности повторил процедуру и слишком поспешно, как показалось мисс Хаскелл, поставил чашку на блюдце, коснувшись рукой счета, лежавшего на столе. Взял его и стал рассматривать, будто хотел занять себя чем угодно, лишь бы не чаем.

— А это что?

— Счет от молочника… и, боюсь, смертный приговор Пенелопе. — Мисс Хаскелл заметно сникла. — Не оплачу в этом месяце, никаких «Просьб» больше не будет. Оставят без молока, и все.

— И Пенелопа умрет? — серые глаза максимально увеличились в окружности.

— Наверняка, если молока не будет.

Мальчик уставился на серый лоснящийся клубок, примостившийся у него на коленях, и ласково погладил мягкую спинку. Кухню наполнило довольное урчание.

— Какое очаровательное создание! Нельзя, чтобы она умерла. Это несправедливо.

— В мире много несправедливости, — вздохнула мисс Хаскелл. — Тут уж ничего не попишешь. И хватит этих разговоров, — встрепенулась она. — Брюзжу как старуха, жалуюсь ребенку на свои неурядицы. Лучше пей чай и забудь про Пенелопу.

— Странно, как я упустил кошек, — рассеяно пробормотал Отелис. Потом вдруг устремил взгляд в окно, на мрачные просторы океана, темнеющие сквозь пургу.

На мальчишеском лице застыло какое-то упрямое выражение, глаза смотрели отстраненно. Долгое время он сидел не шелохнувшись, потом снова нежно взглянул на Пенелопу.

— Мне всегда нравились океаны, — протянул Отелис. — Не знаю почему. Может, потому, что они такие большие?

— Какая связь между океаном и кошками? — подняла брови мисс Хаскелл.

Губы мальчика дрогнули в улыбке. Печальной, сказала бы мисс Хаскелл, но уж слишком безмятежен был его взор.

— Связь самая прямая. — Отелис поднялся, заботливо опустив Пенелопу на пол. Он как будто стал выше ростом. — Мне пора. Большое спасибо за чай.

— На здоровье, — кивнула мисс Хаскелл. — Да ты и не пил толком.

Он снова взял счет и долго, пристально рассматривал. Серебристые волокна его чудной шапки, казалось, сияли. Наконец, он положил листок обратно на стол и направился к выходу.

— Сразу домой! — поучала мисс Хаскелл, открывая дверь. — Не дай бог, увижу, что ты торчишь на морозе!

— Обещаю, такого больше не повторится, — серьезно заявил Отелис, вглядываясь сквозь метель в свинцовую тьму океана. Потом быстро сбежал по ступенькам и двинулся через поле к вершине холма, бросив через плечо:

— До свиданья.

— До свиданья, — крикнула мисс Хаскелл и, вернувшись в дом, стала наблюдать за гостем в окно. Снегопад усилился, густые хлопья обволакивали взбирающуюся на холм фигурку. «Наверняка он из тех утепленных коттеджей, что неподалеку от пляжа», — размышляла мисс Хаскелл, досадуя, что не догадалась выяснить это конкретно, а заодно не спросила, почему мальчик с утра не в школе.

Впрочем, теперь уже поздно. Детская фигурка поднималась все выше — неясное пятно посреди новоанглийской метели. Почти у самой вершины ветер взметнул вверх белые тучи снега, полностью поглотившие маленький силуэт. Когда мгла рассеялась, холм был пуст.

Мисс Хаскелл вздохнула, как никогда остро ощущая свое одиночество. Правда, есть Пенелопа, значит, все не так плохо. Мысль о кошке напомнила о счете. Поморщившись, мисс Хаскелл взяла листок, намереваясь убрать с глаз долой, и, не удержавшись, напоследок взглянула в него. Тогда-то и выяснилось, что ей пора покупать новые очки.

Дождавшись, пока последний лауреат выйдет из вертикального ореола преобразователя и займет свое место в студии, ведущий шагнул к гигантскому оку телекамеры, сигнал с которой транслировался сейчас на всю галактику. На заднем плане замысловатой серебряной паутиной мерцал Реализатор.

— Мы только что наблюдали, как в студию возвращаются победители конкурса на лучшее сочинение «Моя любимая примитивная планета». Они провели некоторое время в выбранных мирах, и теперь, в качестве награды, им будет позволено внедрить на них временные изменения. Совсем скоро юные путешественники поочередно внесут информацию о желаемых изменениях в Реализатор! — объявил ведущий и продолжал: — Конкурс проводится «Обществом развития молодежной сознательности» с целью внушить будущим гражданам галактики осознание всевластия родной культуры, обусловленного великим научным наследием, и Дать им возможность проникнуться чувством превосходства своей цивилизации, изучив язык, обычаи и литературу примитивных рас. Во избежание глобальных последствий, возникающих при вмешательстве в определенные временные конфигурации, изменения географического характера могут касаться только названий. Исторические же изменения могут затрагивать исключительно события, не способные оказать на ход истории заметного философского или этического воздействия. Каждый победитель имеет право на одно изменение!