Дар милосердия - [18]
— Благодарю. Ну, мне пора.
— Сегодня корабль улетает. Возможно, вы никогда больше не увидите меня… и мой танец.
— Знаю. Я буду очень скучать по вас, мисс Браун.
В тот же миг заработал невидимый ластик.
— Подожди! Не исчезай!
— Так надо. Я должен исправить пространственный дефект восприятия у целой цивилизации. Задание сложное даже для меня. Прощайте, мисс Браун.
Прежде чем стереть глаза, он нарисовал в уголках по слезинке.
Обед подали перед самым стартом. Капитан с трудом удерживал внимание на супе и всякий раз, поднося ложку ко рту, засматривался на мисс Браун.
Доктор Лэнгли елозил в кресле, переводя взгляд с мисс Помрой и Стаунтон на мисс Браун. И в итоге остановился на последней.
Когда принесли второе, мистер Смизерс только-только доедал суп. Разделавшись с ним, он принялся было за тушеную говядину с картофельным пюре, но вдруг заметил, что в гарнире нет соуса. Соусник обнаружился рядом с тарелкой мисс Браун.
— Мисс Браун, не передадите ли соус?
Сияя улыбкой, она грациозным движением протянула соусник.
Богиня, настоящая богиня!
Смизерс едва не выронил кувшинчик, но вовремя спохватился.
— Мисс Браун, вы сегодня обворожительны! — вырвалось у него.
Каждый день Нэнси шла по этому переулку, где ее уже поджидала толпа школьников. Поджидала, чтобы вволю поиздеваться.
— Эй, очкастая! Куда собралась? Очкастая, тебе говорят! Оглохла, что ли!
Вот и сегодня ее мучители были на посту. Она брела, ссутулившись, готовая услышать обидные словечки и ехидный смех.
Вдруг от толпы отделился невысокий парнишка и бросился ей наперерез. Его лицо сияло самой доброжелательной улыбкой.
— Привет, Нэнси! Давай донесу портфель.
Мисс Бригс успела запрыгнуть в аэробус, но все сидячие места, по обыкновению, оказались заняты. Впрочем, она давно свыклась и с тем, что приходится стоять, и с головокружением, которое сопровождало ее в ежедневном полете на работу. Мисс Бригс смирилась с неизбежным так же, как с тесной квартирой, ледяным мартовским ветром и с тем, что она некрасивая. Никому никогда не приходило и не придет в голову уступить ей место.
— Вы, кажется, устали, — произнес молодой человек, подымаясь. — Может, присядете?
Даже в трехмерном пространстве тени остаются тенями. Иллюзии физической глубины недостаточно, чтобы превратить мелодраму в реальную жизнь. Мисс Меррит до смерти надоел телевизор.
По дороге домой она заглянула в аптеку выпить колы и покурить. И вновь симпатичный юноша в сером габардиновом костюме перебирал на прилавке книги в мягких обложках. Отхлебнув колы, мисс Меррит затянулась сигаретой и в миллионный раз стала фантазировать. Вот он выбирает книжку поприличней, задумчиво пролистывает страницы. Наконец подходит к стойке и говорит:
— Бога ради, извините, но я тут не все не понял. Вы, случайно, не поможете?
У него в руках — Стейнбек, или Фолкнер, или Хемингуэй. Неважно! Мисс Меррит с легкостью растолковывает любого автора. Они сидят плечом к плечу, и вдруг она ощущает прикосновение габардиновой ткани к нежной коже на руке…
— Простите! — Молодой человек и в самом деле стоит прямо перед ней. — Мне тут попалось кое-что непонятное. Возможно, вы…
Он держит книгу в кричащей обложке. Явно не Стейнбек, не Фолкнер и уж тем более не Хемингуэй. Все равно замечательно!
ХРОНОСДВИГ ДЛЯ ПЕНЕЛОПЫ
Первое февраля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года стало для мисс Хаскелл знаменательной датой. В этот день выяснилось, что ей пора покупать новые очки.
По-своему знаменательным первое февраля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года стало и для всей галактики. В тот «день» по галактическому календарю, учитывающему осевое и орбитальное вращение, из-за грубо вытесанных столпов высокомерия и тщеславия, на которых покоилось галактическое кредо, засияло нечто новое, затмив рациональный свет четверти миллиона солнц. Благодаря удачному стечению обстоятельств, сияние за считанные галактические минуты охватило всю галактическую цивилизацию, подорвав основы социоцентрического общества, и в конечном итоге заставило признать ряд примитивных культур, упорно отвергаемых Верховным Советом многие галактические столетия.
Впрочем, новым оно было лишь относительно. На примитивной Земле философы уже не первый век без устали состязались между собой в поисках лучшего определения этого феномена. Некоторые называли его «наивным сентиментализмом», а кто-то — «благоговением перед жизнью». Земные поэты, весьма поднаторевшие в тонких материях, обычно прибегали к слову «сострадание»…
На ранней же стадии первое февраля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года ничем особенным — во всяком случае, с точки зрения мисс Хаскелл — себя не проявило, не сильно отличаясь от предшествующего ему тридцать первого января того же года. Проснулась она в обычное время и, как всегда зимой, поспешила вниз, чтобы одеться на теплой кухне. Поставив чайник, она в очередной раз высказала Пенелопе все, что думает о зимах в Новой Англии. Затем, по-прежнему ничего не подозревая, вышла на крыльцо и открыла утепленный молочный ящик.
Оттуда бесстрастно взирал счет за молоко. В глаза первым делом бросились слова «Просьба оплатить», перечеркивавшие белый лист по диагонали, а ниже — четыре строчки вместо привычных трех. Скрепя сердце, мисс Хаскелл глянула на общую сумму.
