Дар кариатид - [3]

Из зала доносился пьяный женский смех.

— Товарищи, товарищи! Я прошу минуту внимания, — капризно требовала какая-то дама, вернее, гражданка.

И снова некстати всплыла в памяти улыбка Натальи и взгляд того офицера из ее далекого прошлого. Тогда-то и выстрелил Степан себе в грудь из этого самого пистолета. Пулю врачи так и не вытащили. До сих пор под кожей катается слева на груди…

Но да грех жаловаться на судьбу, тем более в новогоднюю ночь. Разве мог он, крестьянский сын, подумать, что будет жить в самом центре Казани, в здании с двумя изящными кариатидами на фасаде и стеклянной крышей над вестибюлем?

Усилием воли Степан подавил подступившие воспоминания.

Музыка смешивалась с пьяными, уже заплетающимися голосами.

Пользуясь тем, что никто не обращает на него внимания, Степан помотал головой, чтобы прогнать сон. Со своей крестьянской основательностью он искренне не мог понять, зачем в новогоднюю ночь идти в ресторан, пить шампанское всю ночь напролет, когда можно встретить праздник дома с женой и детьми.

Впрочем, попробуй, пойми этих новых хозяев жизни. Каждому, как говорится, свое. Пусть пьют, веселятся. Ведь коль не было б ресторанных гуляк, так и швейцары были б не нужны. И все-таки странно оставаться трезвым в новогоднюю ночь среди всеобщего веселья, все больше приближающегося к всеобщей истерии по мере выпитого шампанского.

Сам-то Степан и по праздникам мог выпить, так разве что рюмку, а в будни и вовсе капли в рот не брал. Ну да каждый сам себе хозяин — живет, как хочет. И как может.

«Так выпьем же, товарищи, за то, чтобы новый год стал годом новых свершений!» — доносилось из зала.

* * *

По утрам в два больших окна врывались потоки света. Их не могли сдержать даже длинные, до пола, кремового цвета шторы.

Нина любила смотреть, как мать отдергивала их по утрам легким жестом, впуская день во всем его сиянии.

Свет проникал сквозь всегда чистые стекла двух больших окон с видом на главную улицу, беззастенчиво обличал нищету обстановки комнаты на втором этаже.

Единственным ее украшением были четыре великолепных венских стула, нелепых в своем изяществе и как будто попавших откуда-то из прошлой жизни в почти по- казарменному строгую от безысходности обстановку. Собственно говоря, больше в комнате ничего и не было из мебели, кроме простеньких кроватей и стола.

Но сегодня в доме пахло праздником. Нина открыла глаза. Розовым облаком счастья вздымалось на стуле платье Розы.

Девочка усадила куклу, и голубоглазое чудо доверчиво распахнуло ресницы.

Нина вдохнула аромат, наполнявший комнату — ни с чем не сравнимый запах сдобного теста и мяса. Мамины пирожки возвышались на столе в большом праздничном блюде.

Толик вожделенно смотрел из своего угла на ароматную горку и послушно ждал прихода отца.

Сережа, как всегда, успел уже куда-то убежать с утра пораньше.

Серебряные стрелы зимнего солнца разбивались об озёрную гладь маленького круглого зеркала на стене. Важно выпускал пар к потолку большой белый чайник.

— Доброе утро, дочурка, — голос Натальи прозвенел над ухом музыкой. Ласковой, домашней, как мирное потрескиванье огня. Мягко отпечатался на заспанном личике мамин поцелуй.

В длинном светло-кремовом платье Наталья показалась Нине похожей на добрую фею.

— Ой, мамочка, какая ты красивая! — восхитилась девочка и звонко чмокнула Наталью в щеку.

Нина любила, когда мама надевала это платье. В нем ее глаза еще ярче сияли голубыми звездами, а волосы казались золотыми-золотыми.

Дверь тихо скрипнула.

Степан вошел неслышно, как он всегда возвращался утром с работы, и его обветренное смуглое лицо с точеными высокими скулами осветила улыбка.

Нина торопливо натянула на Розу платье, чтобы она предстала глазам отца во всем своем великолепии.

— Папа, смотри, какую дочку мне подарила тетя Полина!

— Очень красивая, — погрустнел на миг Степан и тут же снова улыбнулся.

Нина тоже на секунду опечалилась, почувствовав, что чем-то расстроила отца. Но ведь не может же быть этому виной красавица Роза в воздушном розовом платье! И все-таки, что-то подсказывало девочке: именно Роза и все, что с ней связано, — высокие нарядные елки и дома, где пахнет кофе и апельсинами.

Девочка знала, что Полина Сергеевна работает кассиром в том же магазине, где и мама. У нее тоже есть дочка с белокурыми локонами и голубыми глазами. Красивая капризная Ляля. У Ляли нет папы, нет братьев и сестер, она уже взрослая девочка, но в доме ее полно игрушек.

Мама Ляли всегда на праздники дарила Нине пакетики с конфетами и пряниками, красиво перевязанные голубыми ленточками. А в этот Новый год торжественно преподнесла дочери своей коллеги и давней подруги Розу. Нарядная, белокурая, кукла напоминала красивую, избалованную Лялю.

Но Нина чувствовала, папа не любит, когда они с мамой бывают в гостях у тети Полины.

И в этот раз, пока мама разливала по фарфоровым чашкам, расписанным бутонами, чай, Нина слышала, как отец тихо-тихо и как будто с укором, спросил жену:

— Ты хотела бы вернуться в то время?

— Нет, — просто ответила Наталья. — Там не было тебя и наших детей.

Пользуясь моментом, пока отец не лег после работы спать, Нина забралась к нему на колени и прижалась к груди.