Дар - [86]

У меня была и еще одна проблема с этим приказом команде смертников по электронной почте: как я оправдаю такой репортаж в глазах Мануэля и всех остальных, кто хорошо меня знал? Меня бы стали справедливо упрекать, какой я апостол морали: проповедую воду, а сам заправляюсь вином, вернее, пивом. Меня же будут презирать приятели, а в баре Золтана пожизненно лишат права посещения.

Но больше всего меня разозлило то, что этот приказ чувствительно помешал думать о Ребекке и предаваться смакованию деталей и самых ярких сцен нашего вечера, а вечер был мирового класса. Я решил послать ей эсэмэс, чтобы и на ее долю выпала хотя бы выборочная проба частицы моих чувств. Само по себе послание должно было гласить неопровержимое «я тебя люблю». Но я был из тех, кто выражает такое в более завуалированном виде. И я написал:

«Милая Ребекка, из-за одного только шоколадного торта я бы прилетел к тебе снова в любое время. Но теперь моя очередь! Я уже работаю над моим меню:-)»

Смайлик я тут же стер, она и без него догадается об иронии. И я написал: «Я уже работаю над моим меню… Твой Герольд». И еще: «Ты чудо!» Заключительную фразу я преобразовал: «И еще: то, что было с тобой, – чудо!» Но по-настоящему ли верно слово «чудо»? Ведь чудо – дело единичное, которое не дано ни повторить, ни тем более превзойти. «Чудесно», может быть, все-таки лучше, потому что «чудесно» означает, что хотя это и было прекрасно, как чудо, но вовсе не значит, что это уже само по себе есть чудо. Кроме того, от «чудесно» есть естественный переход к следующему разу, тогда как от «чуда» нет. Итак, я написал: «Это было чудесно». Плюс два восклицательных знака.

Мануэль тревожится о будущем

Когда Мануэль пришел из школы, у меня все еще не было ни плана А, ни плана Б, ни плана В касательно анонимного задания. Мануэль показался мне каким-то подавленным, и я просто спросил его, не случилось ли чего.

– Нет-нет, все в порядке, – сказал он.

Значит, что-то было не в порядке.

– Тебя что-то угнетает?

– Почему меня должно что-то угнетать?

– Вопрос ниже твоего уровня, милое дитя. Никто не утверждал, что тебя что-то должно угнетать. Я только спросил, не угнетает ли тебя что-нибудь.

Он засмеялся. Ведь я уже стал чемпионом мира в отпасовке его глупых встречных вопросов.

– На Рождество приедет мама, – сообщил он.

– Вот и хорошо, – ответил я.

– Да.

– Разве ты не рад ее приезду?

– Ее-то приезду я рад, – произнес он.

Я ждал, не последует ли чего определенного, и оно последовало.

– Но у нее сейчас новый друг, и он приедет тоже.

– Да, я знаю, – сказал я.

– Ты знаешь? Откуда?

– От тети Юлии.

– Ага.

– Да. И в чем проблема? – спросил я.

– Проблема в том, что я его не знаю.

– Эта проблема разрешима, ты с ним познакомишься, – сказал я.

– А если я ему не понравлюсь?

– Ты ему понравишься. Ты не можешь не понравиться. Только не спрашивай меня, пожалуйста, почему ты не должен кому-то не понравиться.

Он засмеялся.

– А если он мне не понравится?

На это у меня не оказалось под рукой спонтанного ответа, но в любом случае это была забавная мысль.

– Ведь мама собирается даже, может быть, выйти за него замуж, и нам придется жить вместе. Что, если я не захочу с ним жить?

– Этого я не могу себе представить, – соврал я.

– А можно, я тогда буду жить у тебя?

Это был в точности вопрос моего тайного желания. Я тактически выразил ужас:

– Что? Хочешь жить тут? Да ты оглянись. Ты здесь подхватишь все болезни – от насморка вплоть до тифа и холеры.

– Ну и что? Моя мама – врач. И ее новый муж тоже. Тогда они смогут меня здесь навещать.

Теперь он заметно повеселел, и я взъерошил пятерней его волосы – правда, довольно грубо, чтобы он в свои четырнадцать с половиной лет не застеснялся.

– Кстати, что ты собираешься делать на Рождество? – спросил он наконец.

– Я? Понятия не имею. Скорее всего, то же, что обычно.

– А что у тебя обычно?

– Я позволяю Рождеству преподносить мне сюрпризы, – сказал я.

Теперь он ухмыльнулся от уха до уха. Ответ ему понравился. Я думаю, какие-то гены он от меня все-таки ухватил.

– Ты ведь можешь праздновать с нами, тогда будет хотя бы не так уныло, – заметил он.

Это было как шоколадный торт марки «Ребекка». Я чувствовал, как во мне поднимается что-то вроде растроганности, и я должен был воспрепятствовать тому, чтобы она добралась до глаз.

– Одна женщина и трое мужчин? Я думаю, твоя мама не будет от этого в восторге, – сказал я.

– Но ты ведь можешь привести свою… – Он осекся.

– Свою – кого?

– Ах, я так, – сказал он, чуть смущенно переминаясь с ноги на ногу.

– Да говори уж.

– Ты мог бы привести Флорентину.

– А, теперь понятно, откуда ветер дует, – ответил я.

Я сказал это с преувеличенной веселостью, но мне стало не по себе при этих словах.

– Нет, это не то, что ты думаешь. – Он тут же дал задний ход, но не смог подавить легкий смешок.

– А что я думаю? То есть я думаю, ты находишь ее просто симпатичной, потому что она такая непосредственная и раскованная, и потому, что она почти славный парень.

– Да, вот именно, – с облегчением ответил он.

Я тоже вздохнул с облегчением.

* * *

Наш доверительный тон непринужденной болтовни вселил в меня мужество перейти в наступление, поэтому я спонтанно составил план Г и сказал Мануэлю: