Дар - [24]

Как раз сейчас, в приступе тоски после получения неприятного известия, у нее не было ни желания, ни сил объясняться с Мигелем Кардигой. Впрочем, она решила пока и не заикаться о том, что произошло в стойле, и предоставить событиям развиваться своим чередом.

На первый урок Мигель привел ей Харпало, жеребца гнедой масти, на двадцатифутовой веревке. Конь был под седлом и во всей сбруе, однако отсутствовали и стремена, и поводья. Прежде чем Патриция успела выразить свое удивление, Мигель властным жестом приказал Деннису усадить се в седло. Усевшись, она почувствовала себя неуютно: не зная, куда девать руки, и беспомощно болтая ногами.

– Ну, и что мне теперь делать? – спросила она с нервозным смешком.

– Ничего, – сухо ответил наставник. – Просто почувствуйте ритм коня. Постарайтесь им проникнуться.

Он щелкнул языком, и Харпало медленным шагом тронулся с места. Но почти сразу же вслед за этим Мигель свистнул. Конь остановился. Мигель сделал несколько шагов вперед.

– Вы когда-нибудь уже садились на лошадь, мисс Деннисон?

– Мистер Кардига, я езжу на лошади с тех пор, как себя помню. У меня множество призов, полученных на охотничьих праздниках.

– Однако лошади вы не чувствуете. Вы сидите прямая, как палка, сдавив коню круп ногами. Каким образом, интересно, вы собираетесь вступить в контакт с животным, если вы не умеете сбросить с самой себя напряжение?

– Я не чувствую никакого напряжения!

Он унижал ее, и Патрицию это, конечно, бесило.

– Вы не чувствуете напряжения, вот как? Ох, прошу прощения, мадемуазель!

Мигель бросил повод и ушел, оставив ее сидеть в неподвижности на застывшем в неподвижности коне. Она уже подумывала, не пуститься ли вскачь, но тут он вернулся, держа в руке два куриных яйца.

Она попыталась превратить все в шутку.

– Яичница? А почему без ветчины? Но он не поддержал игривого тона.

– Это сырые яйца… Я хочу, чтобы вы поместили одно из них между вашим бедром и седлом. Держите яйцо крепко, чтобы не упало наземь, но, вместе с тем, без напряжения, чтобы его не раздавить. – Он подал ей и второе яйцо. – А это прижмите другим бедром.

Теперь она почувствовала себя в еще более комическом положении, чем прежде, – сидя на коне без поводьев и без стремен и удерживая бедрами сырые яйца.

Он вновь взялся за длинную веревку и щелкнул плеткой. Харпало неторопливо снялся с места. Не прошло и нескольких секунд, как по бриджам Патриции растеклись и принялись капать на сапоги оба раздавленных яйца.

Мигель знаком остановил коня и передал повод Деннису.

– На сегодня это все.

Спрыгнув наземь, Патриция уставилась на омлет, в который превратились ее брюки. А когда подняла взгляд, Мигеля на скаковом кругу уже не было. В ярости она закричала ему вслед:

– Да, вы правы, мистер Кардиго! Я испытываю напряжение! Я испытываю напряжение! Но вы тоже его испытываете!

Обернувшись, он ухмыльнулся во весь рот. Она до сих пор не замечала, какие у него ослепительно белые и безупречно ровные зубы.

Собственно говоря, она вообще впервые увидела, как он улыбается.

Когда Мигель вернулся в коттедж, на губах у него по-прежнему играла улыбка.

«Патриция Деннисон проигрывает со счетом ноль-один», – подумал он.

Он не сомневался в том, что она сейчас ревет. И вынужден был признаться самому себе в том, что сознательно и злокозненно стремится к такой ситуации, когда чаша ее терпения наконец переполнится – и она, обозвав его всеми бранными именами, которые ей известны, прикажет ему убираться с фермы вместе с его паршивыми лошадьми.

Но она сумела преподнести ему сюрприз.

Он увидел, как краска заливает ей щеки, увидел, какой гнев вспыхивает у нее в глазах, – но затем, вместо того, чтобы сорваться или взорваться, она саркастически пошутила – и заставила рассмеяться его самого.

В храбрости ей не откажешь, подумал он, швыряя шляпу на кресло, а сам – заваливаясь на кровать. Наверняка, она окажется крепким орешком.

Он потянулся за бутылкой вина, намереваясь откупорить ее, и тут обнаружил записку о том, что ему опять звонила Исабель. Интересно, когда она, наконец, от него отвяжется?

Дрова трещали и пламя пылало в печи, развеивая в гостиной зябкий холодок ранней осени. Стереосистема звучала сладким голосом Билли Джоэля. Конча принесла кофе и пирог с ягодами.

Лаура отхлебнула кофе.

– Ты знаешь, голубушка, как мне нравится этот старинный дом, но, при всех твоих деньжищах, почему бы тебе не убрать со стен эти червивые бревна?

Патриция рассмеялась.

– О Господи, Лаура, – я же велела обшить ими гостиную. Они взяты из разобранного сарая восемнадцатого века – сарай уже не подлежал восстановлению. И мне нравится дух старины, который они придают этой комнате, – словно ты вдруг очутилась на сеновале.

– Что ж, хорошо еще, что ты не покрыла тут полы сеном и не разместила Спорта на кухне.

Патриция рассмеялась так весело, что едва не расплескала свой кофе. Лаура бывала порой на редкость остра на язык.

– Лаура, я понимаю, что ты считаешь меня сумасшедшей, но, поверь, не обзаведись я этой фермой и этими животными, тогда бы я уж и точно спятила. И тебе, как никому другому, должно быть понятно, какую важную роль в жизни человека может играть лошадь.