ДАР - [63]

сквозь призму той несомненной симпатии, что испытывал по отношению к монстру.

- Вот вы говорите - сервис у нас не тот, - тихий спокойный голос Хозяйки возник у него в

голове - ее губы, сложившиеся в улыбку, пронизанную материнской заботой, не

шевелились. - Так ведь война, Владимир Ефимович. В каждом доме, в каждой

пятиэтажке, в каждом ЧЕЛОВЕТНИКЕ - война.

- Ы-ы.., - замычал Столин, но к его лицу метнулось тонкое щупальце и прижалось нежно

к губам, запечатав их.

- Крысы! - лицо Хозяйки скривилось в гримасе отвращения. - А мы страсть как не любим

Крыс! И надо же нашим властям так решить и сделать их не просто полноправными

Гражданами, а и членами Парламента! И потом, они же совершенно не заботятся о

простых гражданах, даже о своих простых гражданах, не говоря уже о Рое! (Столина

качнуло в сторону, и далеко внизу он узрел множество крошечных мельтешащих фигурок.)

Теперь, мало того, что они благоволят крысам, так они же лезут и в другие города! А нас

скоро будут запирать в трудовых лагерях, так я понимаю? А потом - что потом?

Фумигация? Триоксид мышьяка?

Ведь нас и так мало! Не хватает Рабочих, чтобы рыть туннели - подумайте сами, у меня

есть выход лишь на балконы второго этажа, а ведь я могла бы дотянуться и выше! Мои

подданные страдают, не видя меня, а я вынуждена прозябать здесь, опасаясь шарахаясь

каждого от любого шороха, в нелепой надежде, что следующий Крысиный рейд не

окажется для меня последним! Мы - миролюбивый народ, и мы заслуживаем жизни, мы

вправе надеяться на счастье!

Нам нет места здесь – рано или поздно наши права будут попраны и наш род исчезнет. Но

Вы, Владимир Ефимович! Что привело вас в Олиум?

Столин хотел было сказать, что он находится вовсе не в Олиуме, тем более что название

города отчего-то пробудило дремавший в его теле панический ужас, а в Котовске, но

щупальце, закрывавшее рот, предупреждающе сжалось – видимо, Хозяйка задала

риторический вопрос и не была расположена к диалогу.

- Я отвечу вам, коль вы молчите! - огромные черные глаза женщины раскрылись еще

шире - вы здесь, потому что мы должны быть ТАМ, где вы были до того, как вы

очутились здесь. Каждый заблудившийся, каждый пропащий приходит сюда. Провидение

прислало вас к нам. Не Крысы, но мы нашли вас первыми. Вы - наш проводник в тот

мир, что за Морем. Вы понесете наше послание, и вам суждено открыть новую дверь.

Во славу Вечного Города Олиума!

Щупальце, накрывшее губы Столина, напряглось и вдруг, сокрушая зубы, ринулось в рот и

глубже, в глотку Владимира Ефимовича. Он замычал, забился, но тщетно.

Хозяйка притянула его тело к себе так близко, что он ощутил терпкий запах, исходящий из

ее пасти. В ее глазах он увидел свое отражение - гротескный образ, достойный полотен

Босха.

- Это…мой…дар… Мои дети… Поделись…ими… с миром… - прошептала тварь, и он

почувствовал упругие сокращения щупальца в своем желудке, а потом... потом... он

увидел, как по черной плоти отростка прошла волнообразная судорога, и нечто излилось в

него, наполняя желудок омерзительным теплом. Столин рыгнул, и черная жижа полилась

носом. Ему было нечем дышать, он бился в объятиях монстра, проживая последние

секунды своей жизни, ощущая, как стенки его живота расширяются под тугим напором

отвратительной жижи, исторгаемой монстром, как ткани его рвутся, и дети Хозяйки

проникают в вены и капилляры, разносятся по всему телу, прилипая к внутренним

органам.

И, наконец, с финальным аккордом чудовищной эякуляции Столин провалился в

бесконечную серую мглу.

- Иди …. - услышал он голос, и голос этот был подобен раскатам майского грома. Его

тело несли невидимые потоки эфира, его волосами играл ветер, что резвится над лугами, он чувствовал запах свежескошенной травы, он сам стал воздухом, дождем, росой.

Он умер.

Он решил было постричься, однако, придирчиво осмотрев себя в мутном, загаженном

зеркале, пришел к выводу, что стрижка ему, в общем-то, не нужна.

- Это какая-то блажь, - подумал он, недовольно оглядывая свое громоздкое тело. -Нужно

меньше есть, а стрижка… должно быть, я постригся, э-э-э, ранее да и забыл.

Он еще раз поглядел на себя в зеркале. Надо же, как порой диковинно работает мозг

человеческий, особенно, когда тебе вот-вот стукнет … Сколько бы там не должно было

стукнуть… Как можно было отпустить столь заметное брюхо? А эти жирные руки? Эти

пальцы - право же, каждый с сардельку размером. Когда же он так обрюзг, так ожирел? И

отчего так болит язык - быть может, он подхватил, хм-м, языковую инфекцию - мало ли,

что за микробы нынче бродят по свету…

На мгновение перед его глазами явилась некая фантасмагория омерзительного толка, но

тотчас же кто-то невидимый подул на его темя, и мысль прошла, растворилась в океане

спокойствия и благостности.

- Вше это чушь, - с уверенностью прошепелявил он, ощущая себя, впрочем, двояко. Ему

показалось, что последние слова произнес не он. Однако через миг и это ощущение

прошло.

Осталось лишь радостное предвкушение чего-то незабываемого и праздничного, что вот-

вот должно произойти.

Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что именно ждет его в ближайшем будущем, и

вообще, как он очутился в этой странной несвежей комнате, но мысли его, сумбурные и