Дар Астарты - [203]

20 мая расстояние между лодками, спущенными с «Калюмета» было, приблизительно, в одну милю. Затем оно стало увеличиваться. Парус китового судна становился похожим на крыло чайки, потом стал теряться в блеске солнца и моря. У Паризолта был компас, но неважный, и путеводной звездой ему служила первая лодка. Но ход этой последней был гораздо быстрее и, кроме того, она была полна людей, отчаянно борющихся за свое существование. На закате солнца ее все же можно было разглядеть среди волн, на заре же она исчезла, точно унесенная ласкающим бризом. Но Паризолт не знал страха. Море отвечало потребностям его души, жаждавшей приключений. Человек он был образованный. Несмотря на свои восемнадцать лет, он уже был философом и не боялся смерти, зная ее неизбежность.

Кроме того, он твердо верил в свой компас, который, в сущности, никуда не годился.

Но полинезийцы совершению не надеялись на спасение. Исчезновение китового судна привело их в уныние, там у них были друзья и родственники, и теперь они были уверены, что никогда больше не увидят их.

Младший из полинезийцев давно страдал чахоткой, болезнью, которая проникла в Полинезию вместе с цивилизацией.

Когда китовое судно исчезло из виду, этот несчастный лег на носу лодки и отказался наотрез от пищи. Казалось, он решил умереть. В те времена полинезийцы умели умирать. И в этом случае несчастному человеку пришла на помощь его болезнь. Он умер на третий день вечером.

Паризолт прочел над ним молитву, потом при свете луны тело выбросили за борт. Оно было почти невесомо и поплыло.

Ветер подхватил лодку, а тело точно хотело догнать се. Но постепенно оно исчезло вдали, и на волнах сверкало только отражение луны. Покойник, казалось, выбился из сил и с отчаянием отказался от попытки догнать товарищей.

Проснувшись на заре, Паризолт увидел, что он один. Его спутник исчез. По всей вероятности, его ум помутился после странной ночи, и он последовал за своим братом. Паризолт отчасти ждал этого. Накануне он заметил в полинезийце признаки безумия и, засыпая, боялся, что ставший мрачным, как туча, туземец убьет его. Не найдя же его утром в лодке, он почувствовал как бы освобождение от надвигавшейся опасности.

В таких случаях, в человеке просыпается животное, заботящееся прежде всего о своем существовании.

Паризолт пересмотрел весь провиант. Для одного человека могло еще хватить на двадцать дней. Теперь Паризолт не сомневался в своем спасении.

Он и раньше не отчаивался, но все же учитывал возможность гибели.

Теперь уж юноша не рассуждал, а просто был твердо уверен, что все будет хорошо.

На заре следующего дня вдали показался остров. В полдень путешественник пристал к берегу. Остров был сказочно прекрасен: ярко-зеленый, пышный, весь точно призрачный, начиная с вершин гор и кончая белой пеной у окружавших его рифов.

Лодку несло по сверкавшей на солнце воде к самому берегу. Когда нос ее уткнулся в береговой песок, ветер затих окончательно. Точно успокоился, сделав свое дело.

Был час прилива, и Паризолт, вытянув лодку на берег, огляделся с приятным ощущением горячего песка под ногами.

Несмотря на красоту природы, остров был неприветлива, точно враждебно настроен против человека, населен какими-то злыми силами. Нигде не играет такой большой роли Душа Местности, как по берегам Великого океана. Острова его точно населены невидимыми существами, имеющими влияние на психику человека. И таково было впечатление Паризолта.

Он сразу почувствовал, что на острове нет ни одного живого человека, и был прав.

Плотно утвердив лодку на берегу, он начал выгружаться. Провианта оставалось немного, но на острове голодать не придется. Лес и лагуна накормят его. Мешок с остатками хлеба и остальные вещи он снес в лес, скрыв их под слоем листьев у подножия широколиственного дерева. Лодку в былые времена применяли для рыбной ловли. На дне ее были спрятаны удочки, крючки, ножик с наполовину обломанным лезвием, — все это было для него теперь дороже жемчуга. Эти сокровища он оставил в лодке, а сам отправился на поиски пресной воды. Недалеко от берега, среди деревьев он нашел то, что искал.

Лежа вечером около своей лодки, Паризолт любовался заходом солнца. Лагуна казалась золотым зеркалом, и чайки — золотыми птицами, резвящимися в голубовато-сиреневых небесах. Потом небо превратилось в огромную чашу золотого цветка.

Тогда Паризолт улегся под деревом, где лежали его вещи, и заснул, чтобы проснуться на заре с ощущением новой, прекрасной жизни. Как все моряки тех дней, он не расставался с кремнем и мог, поэтому, всегда добыть себе огня и сварить пищу. Но пока он в этом не нуждался. Ему хватало его хлеба и плодов кокосовой и банановой пальмы.

Лес, конечно, изобиловал всякой пищей, но пока Паризолт не собирался исследовать эту часть острова. Среди деревьев, вдали от залива, ему становилось не по себе. Точно он был не один, точно за ним следили, точно… Но невозможно передать на словах ощущения враждебности лесов острова, преследовавшие путешественника, как только он пытался углубиться внутрь местности.

Он держался ближе к лагуне. Здесь чувствовалась свобода, и товарищами его были солнце, ветер, море и чайки.