Дантон - [116]

…Вот уже два дня, как трибунал познакомился с Дантоном; завтра он надеется уснуть на лоне славы; никогда он не просил пощады, и вы увидите, как он взойдет на эшафот со спокойствием, свойственным чистой совести…

Так говорил он более часу подряд, и ничто, казалось, не могло остановить его. Голос креп, приобретал невероятную силу, достигал противоположного берега Сены и ближайших площадей…

Председатель и судьи чувствовали себя растерянными. Комитет общественного спасения, следивший за ходом дела, был настолько обеспокоен, что даже отдал Анрио приказ арестовать председателя и прокурора, подозревая их в слабости; однако затем члены Комитета одумались и приостановили выполнение приказа. Вместо этого несколько представителей Комитета общественной безопасности отправились в трибунал, чтобы поддержать бодрость присяжных.

Положение было исправлено тем, что Дантон, вложивший слишком много энергии и голоса в свою импровизацию, в конце концов выдохся и стал хрипеть. Председатель предложил ему передышку, обещая потом вернуть слово, и утомленный трибун на это согласился.

Конец заседания был занят допросом Эро, Демулена, Делакруа, Филиппо и Вестермана.

Итак, опасения Робеспьера и Сен-Жюста не были плодом их фантазии: разбить «давно сгнивший кумир» оказывалось совсем не легким делом.

Третий день процесса, 15 жерминаля (4 апреля), стал днем, перелома; укрепив вначале надежды дантонистов, он же затем эти надежды и разбил.

С утра на скамью подсудимых сел новый обвиняемый. Это был Люлье, прежний прокурор Парижского департамента. Ему инкриминировали связь с Шабо и пособничество планам аферистов.

Дантон выглядел очень возбужденным. Он разразился нападками на Робеспьера и Сен-Жюста, на Кутона, Билло, Амара и Вулана и особенно на Бадье. Он повторил требование, предъявленное накануне Делакруа: пусть обвинение вызовет тех свидетелей – членов Конвента, которых хотят услышать жертвы неправедного суда!

Когда Фукье-Тенвиль ответил отказом, Дантон стал обращаться прямо к зрителям. Остановив взгляд на любопытном, взобравшемся на скамейку, Жорж крикнул ему и его соседям:

– Бегите в Конвент! Добивайтесь, чтобы прислали наших свидетелей!

Так как ропот народа начинал тревожить судей, напуганный Фукье отправил в Конвент письмо, в котором изложил требования подсудимых.

Дантон и его друзья считали себя почти спасенными.

А между тем неумолимая коса смерти была уже занесена над их головами.

В Комитеты поступил донос от арестанта Люксембургской тюрьмы некоего Лафлота.

Лафлот сообщал, что в тюрьме составлен заговор, во главе которого находится приятель Демулена, генерал Артур Диллон. Заговор ставил целью освободить Дантона и его сообщников. В случае успеха заговорщики рассчитывали перерезать «комитетчиков» и захватить в свои руки власть. Выяснилось также, что конспираторов субсидировала Люсиль Демулен, которая переправила Диллону тысячу экю с целью собрать толпу около трибунала.

Открытие этих фактов взволновало членов правительства и вынудило их к принятию ответных мер.

Так как письмо Фукье-Тенвиля Конвент переслал в Комитеты, оно оказалось в руках робеспьеристов почти одновременно с доносом Лафлота. Сравнив оба документа, члены Комитетов решили, что это части единого целого. Немедленно в Конвент был направлен Сен-Жюст. Он рассказал о происшедшем и потребовал, чтобы Конвент принял декрет, лишающий права участвовать в прениях всякого подсудимого, оскорбившего национальное правосудие.

Декрет был тут же принят, и Вадье доставил его Фукье-Тенвилю.

Когда декрет и донос Лафлота были оглашены в трибунале, обвиняемые поняли, что погибли. Демулен воскликнул:

– Злодеи! Им мало того, что они убивают меня; они хотят убить и мою жену![35]

В сильном волнении Дантон потребовал, чтобы судьи, присяжные и народ заявили, правда ли, что национальное правосудие оскорблено. Заметив Вадье и Вулана, он крикнул:

– Взгляните на этих подлых убийц! Они будут выслеживать нас до самой смерти!

Эрман поспешил закрыть заседание.

Итак, надежды на народ не оправдались. Простые люди не пожелали вмешиваться в судьбу Дантона: он давно уже стал для них чужим…

Утром 16 жерминаля прений не возобновили.

Фукье спросил присяжных, составили ли они представление о деле. Понимая, что означает этот вопрос, Дантон и Делакруа бурно запротестовали:

– Нас хотят осудить, не выслушав? Пусть судьи не совещаются! Мы достаточно прожили, чтобы почить на лоне славы, пусть нас отвезут на эшафот!..

Дантон вдруг ударил себя по лбу:

– Я заговорщик! Мое имя причастно ко всем актам революции: к восстанию, революционной армии, революционным Комитетам, Комитету общественного спасения, наконец к этому трибуналу! Я сам обрек себя на смерть, и я – умеренный!

Он дико захохотал.

Демулен до такой степени вышел из себя, что смял листки со своей защитной речью и бросил комок в голову Фукье-Тенвилю.

Трибунал, применяя декрет, лишил обвиняемых права участвовать в прениях. Их отвели обратно в Консьержери, и там, в канцелярии, некоторое время спустя секретарь суда прочитал им приговор, вынесенный присяжными.

Все, за исключением Люлье, приговаривались к смертной казни.