Данте. Преступление света - [38]

Данте надеялся, что на свежем утреннем воздухе ему станет лучше, но в небе уже безжалостно сиял огненный солнечный диск. Не успел поэт пройти и пары шагов, как уже обливался нездоровым потом, словно в приступе лихорадки. Мучивший его всю ночь напролет жар тоже вернулся.

Вспомнив о находившемся неподалеку общественном фонтане, поэт направился было к нему, но тут из боковой улочки появилась знакомая человеческая фигура и направилась в его сторону. Данте хотел повернуть назад, но было слишком поздно.

Заметив Данте, человек ускорил шаги.

— Здравствуйте, мессир Данте! Какая приятная встреча! — с иронией в голосе сказал человек. — Я давно вас жду, но вас наверняка не пускают ко мне дела по управлению нашим городом!

— Я приду в срок. Не волнуйтесь, — помрачнев, ответил поэт.

— А срок-то уже не за горами. Прикиньте сами, ведь уже почти середина августа, — ледяным тоном заметил его собеседник, и его рябое лицо стало злым и неприветливым.

— Послушайте, Доменико, вы же прекрасно знаете, что одолжили мне денег под поручительство моего брата Франческо и под залог земель моего рода, — раздраженно сказал поэт, недоумевая, почему ростовщик вдруг стал таким наглым.

Неужели случилось нечто, сделавшее положение Данте в глазах этого мошенника шатким?

Тем временем Доменико подошел вплотную к Данте и ткнул ему в грудь указательным пальцем с таким видом, словно хотел проткнуть ее насквозь.

— Тысяча восемьдесят флоринов золотом!

Данте вздрогнул, хотя прекрасно знал, как возросли его долги. Теперь эта сумма, произнесенная грубым голосом ростовщика, обрушилась ему на плечи, как лавина. Мир покачнулся перед глазами поэта. Ему показалось, что на него вот-вот упадут флорентийские стены.

Вспомнив о Чекко Ангольери, Данте задумался, стоило ли отвергать его предложение. Поэт старался не слушать предательский внутренний голос, но тот продолжал нашептывать, слово в слово повторяя сказанное сиенцем.

А почему, собственно, не поддержать фальшивый крестовый поход? Кому он этим навредит, кроме купцов-богатеев, доверчивых олухов и продажных священнослужителей? Не это ли лучший способ избежать долговой тюрьмы?

«Да ну их этих проклятых флорентийцев!» — решил про себя Данте.

Изнемогая от жары, Данте наконец добрел до складов сукна. Вокруг многочисленных складских помещений никого не было. Колокол недавно пробил девятый час, и грузчики удалились подкрепиться.

Данте оставалось только направиться к сторожу, восседавшему на бочонке с глиняным кувшином в руке.

— У вас сейчас хранится партия фетра? — спросил его поэт.

— А ваше какое дело? — спросил сторож, смерив Данте враждебным взглядом.

— Я представляю флорентийские власти.

— А мы все тут верные слуги Пресвятой Троицы и Святого Иоанна Крестителя[24], — зевнув, сказал сторож, но поэт двинулся на него с таким угрожающим видом, что сторож поспешно вскочил на ноги и попятился.

— На склад могут входить только члены гильдии. Такое правило… Это чтобы чего не вышло… — забормотал он, затравленно оглядываясь по сторонам, но вокруг никого не было.

Данте продолжал идти на сторожа.

Тот снова попятился и пробормотал:

— Фетр? Да, несколько дней назад что-то такое привезли…

— Где лежит этот груз? Покажите!

Сторож явно смирился с судьбой.

— Но потом я должен буду доложить об этом главе гильдии! — прогнусавил он, заглянул в будку, порылся в засаленных бумажках и пошел через двор к дальнему складу. Данте последовал за ним.

Склад был забит товарами, громоздившимися до самого потолка на длинных и грубых дубовых полках. Вслед за сторожем Данте пошел в глубь образованного ими лабиринта. Вряд ли жилище Минотавра сильно отличалось от этого душного склада. Поэт уже обливался потом, когда сторож наконец указал ему на груду серых тюков, перевязанных пеньковыми веревками.

— Оставьте меня! — приказал сторожу Данте. — Мне необходимо их осмотреть. До нас дошли известия о том, что этот товар из Кремоны, где вспыхнула эпидемия чумы.

Сторож отпрыгнул назад, перекрестился и молча помчался к выходу.

Убедившись в том, что рядом никого нет, Данте начал ощупывать руками мягкие тюки. Уже в третьем тюке его пальцы нащупали что-то жесткое.

Развязав веревки, поэт убедился в том, что спрятанное в тюке, — как и говорил Фабио даль Поццо, — обернуто мягким фетром. Данте разворачивал укутанное в фетр «сокровище» до тех пор, пока перед ним не оказался тяжелый пакет шириной в два фута, высотой примерно в пять футов и толщиной в ладонь. Можно было подумать, что кто-то завернул в фетр каменную плиту.

Данте осторожно разрезал фетр в углу пакета, и его тут же ослепил солнечный луч, проникший даже в чрево склада через маленькое окно.

Зеркало! В фетр завернуто зеркало! И при этом огромное! Таких больших зеркал Данте не видел ни в самых богатых домах флорентийских купцов, ни даже в Париже.

Поэт бросился ощупывать остальные тюки и нашел еще семь таких же зеркал. Все они были тщательно завернуты в фетр и спрятаны в грубом сукне.

Неужели это и есть то самое заветное сокровище?!

Конечно, такие зеркала должны были стоить огромных денег, но Данте чувствовал, что их ценность заключается в чем-то совершенно другом.