Данте. Преступление света - [39]
У одного из зеркал при перевозке откололся угол. Данте подобрал его и спрятал в сумку. Потом он тщательно привел в порядок все тюки, чтобы никто не догадался о том, что в них копались.
Выйдя на улицу, поэт окликнул сторожа. Предполагая, что сторож намеревается в свою очередь изучить содержание тюков, поэт заявил строгим голосом:
— Уже в самом первом тюке — какие-то подозрительные тряпки. Это вполне может быть одежда скончавшихся от чумы. Ее надо немедленно сжечь за городскими стенами. Я сейчас пришлю за тюками людей. Ничего там не трогайте, никого не подпускайте к этим тюкам, и никому не говорите о чуме, а то в городе начнется паника. И сами туда не ходите, а то заразитесь.
Поэт не сомневался в том, что сторож при первой же возможности все расскажет своим собутыльникам. Но сейчас он побледнел и не на шутку испугался и наверняка не пойдет теперь шарить по тюкам. Теперь хоть какое-то время эти зеркала никто не тронет!
В последний раз заглянув в складское помещение, Данте постарался как следует запомнить, где именно лежат тюки, и пошел к выходу. Проходя мимо сторожа, он сказал ему:
— Там наверняка много таких тряпок. Конечно, они могут быть и не из Кремоны, но к ним все равно лучше не подходить. Я скоро вернусь со стражей и медиками, а вы никого не подпускайте к тюкам. С чумой шутки плохи!
Сторож задрожал и закивал одновременно.
— А теперь сообщите мне, от кого к вам поступил этот товар! — не терпящим возражений тоном приказал ему Данте.
Вытирая выступивший на лбу холодный пот, сторож опять стал рыться в бумажках.
— Его привез из Венеции некий Фабио даль Поццо!
На самом деле Данте в этом ни мгновения не сомневался.
Мастерская находилась в подвале с низким потолком. В помещении стояла сухая жара, поднимавшаяся от печи в углу, где несколько подмастерьев деловито выливали на кирпичную поверхность содержимое тигеля, извлеченного длинными щипцами из огня.
Расплавленное стекло растекалось по поверхности. От него в разные стороны летели брызги. Не обращая внимание на жар, мастер начал обрабатывать еще мягкое стекло огромными бронзовыми кусачками, помогая себе лопаткой из такого же материала. Несколько умелых движений, и бесформенная масса обрела форму прямоугольника с длинной стороной, равной примерно одному футу.
— Еще одно стекло для окон благородных флорентийцев, мессир Алигьери. Теперь все наши зажиточные сограждане желают иметь стекла, и у нас очень много работы.
— Это самое большое стекло, какое вы можете изготовить? — спросил мастера Арнольфо Данте, наблюдавший за тем, как изделие остывает.
— Мы можем изготовить квадрат размером фут на фут, но это никому не нужно. Такой лист стекла выйдет несовершенным и слишком хрупким. Гораздо лучше вставлять в свинцовые рамки куски того размера, что вы видите перед собой. Такими кусками можно заполнить очень большой оконный проем. Например, в церкви. Во Франции именно так и поступают. Это гораздо надежнее.
— Вы, конечно, делаете и зеркала? — продолжал поэт.
— Разумеется. Зеркала — моя гордость. У меня лучшие зеркала во всей Тоскане. Смотрите!
Арнольфо подвел поэта к столу, на котором его помощник вставлял в бронзовую рамку зеркальце размером в ладонь.
Выхватив зеркальце из рук подмастерья, Арнольфо поднес его к самому носу Данте.
Поэт стал молча рассматривать свое изображение, таившееся в глубине зеркала, поверхность которого была словно подернута туманом, из-за которого перед глазами все немного расплывалось. Наверняка зеркало, в которое смотрелся Нарцисс, было именно таким, а то отчего же этот юноша себя не признал? Несмотря на то что лицо поэта было ярко освещено, его отражение казалось очень темным на фоне свинцового основания зеркала.
Однако Данте учтиво улыбнулся и спросил:
— А вы делаете зеркала побольше?
— А к чему вам зеркало еще больше?
— Ни к чему, конечно. Я просто хотел узнать, какого размера бывают зеркала.
— Не намного больше этого, — ответил Арнольфо таким тоном, словно обиделся на поэта, не слишком восхитившегося его произведением.
— С увеличением размера зеркала необходимо увеличивать его толщину, — заговорил мастер, словно объясняя азы своего ремесла туповатому подмастерью. — В противном случае при охлаждении зеркало треснет. Однако с увеличением толщины стекло теряет свою прозрачность. Кроме того, очень трудно сделать большое стекло идеально ровным, дабы избежать искажений отражения, которое возникнет в нем после того, как его задняя поверхность будет покрыта свинцом.
С этими словами Арнольфо возвратил зеркало подмастерью.
— Значит, в мире не может существовать идеально ровного зеркала длиной, скажем, пять футов? — спросил Данте мастера.
— Думаю, что нет. Такое зеркало смог бы изготовить разве что мастер Тинка.
— А я такое зеркало видел.
— Это невозможно! — упрямо повторил Арнольфо. — Вам померещилось.
Впрочем, стоило ему заглянуть в глаза приору, как его уверенность тут же поколебалась.
— Неужели такое зеркало действительно существует? Я отдал бы все, что у меня есть, лишь бы на него взглянуть!
