Данте. Преступление света - [14]
Углубившись в лабиринт улочек за развалинами римского Колизея, Данте пошел мимо кособоких каменных домиков и деревянных лачуг, в которых жили и трудились большинство флорентийских ремесленников. На юге у самого берега Арно высились бараки, в которых красильщики сушили ткани. За ними виднелись привязанные к берегу огромные баржи с водяными колесами, приводившими в движение машины, чесавшие шерсть. Наконец Данте пробрался между лотками котельщиков. Улица стала немного шире. Данте обошел развалины римской арки и увидел перед собой невысокую стену, сложенную из ее камней. За стеной был дворик дома мастера Альберто из Ломбардии.
Недалеко от стены сгрудилась небольшая толпа. Мужчины и женщины на что-то смотрели, кричали и смеялись. Полагая, что увидит скомороха в пестрых лохмотьях, Данте изготовился прогнать его прочь и протолкался сквозь толпу.
Глазам поэта предстало неожиданное зрелище. К угловому столбу прикреплены были колодки, сжимавшие запястья и шею какого-то мужчины в крестьянских одеждах, громким голосом сетовавшего на судьбу. Ему вторило улюлюканье зевак, не забывавших кидать в него камнями и нечистотами, подобранными у себя под ногами.
Данте хотел было пройти мимо, но его явно узнали. В толпе зашептались. Крики смолкли, и поэту стали хорошо слышны причитания человека в колодках, пересыпавшего свои жалобы латынью.
Невольно заинтересовавшись, Данте остановился.
— Чего ты воешь, мошенник? За что тебя сюда посадили? — спросил он и присел, чтобы заглянуть в глаза человеку в колодках, но тот упорно не отрывал глаз от земли. Тогда поэт схватил его за редкие волосы и насильно поднял голову.
Человек захрипел от боли и изогнул шею вверх. Его лицо было в синяках. Один глаз заплыл от удара камнем, но второй злобно сверкал.
— Мессир! Клянусь, что своим нынешним позором обязан лишь quaestio irresoluta — прискорбному взаимному непониманию! — пробормотал человек в колодках.
— Выходит, стража притащила тебя сюда прямо с философского диспута? — спросил поэт, отпустив волосы несчастного.
— Именно так, мессир! По вашей обуви я вижу, что вы — человек почтенный и ученый, — ответил человек в колодках, снова уставившись в землю. — Вот вы-то сразу поймете, что я невиновен!
— Кто ж не знает, что в тюрьмах и преисподней — одни невиновные?! — с сарказмом заметил поэт.
— Услышав повесть о моих несчастьях, вы не сможете со мной не согласиться… Все началось с того, что я захотел расширить маленький виноградник моих родителей и приобрести соседнюю с ним землю. Мы договорились с соседом, что я получу его землю на расстоянии тридцати шагов, и я заручился его разрешением отмерить эти шаги самолично.
— Ну и что?
— Ну и то, что я отмерил ровно тридцать шагов, а меня обвинили в мошенничестве. И вот я здесь!
— Почему же? Мне кажется, ты все сделал, как вы договорились.
Внезапно человек в колодках рассмеялся так звонко и насмешливо, словно разгуливал на свободе.
— Я как следует разбежался и как запрыгал! Как запрыгал! Я прыгнул целых тридцать раз. А этот чурбан, мой сосед, вместо того чтобы подивиться моей находчивости, подал на меня в суд!
Данте тоже невольно рассмеялся:
— Да уж! Вы явно друг друга не поняли. Твоему соседу надо было подумать, что у такого находчивого, как ты, тридцать шагов превратятся в сто!
Человек в колодках оживился:
— Вы за меня заступитесь?
— Нет. Ведь ты же философ, так и принимай случившееся с философским спокойствием. Сейчас тебе набьют еще шишек, а завтра ты пойдешь домой!
— Где то, что вам привезли по моему приказу?
Механик кивнул в угол мастерской, где между полками и небольшой дверью лежал все еще завязанный мешок.
— Стражники приказали мне его не трогать, но его содержимое лучше поскорее достать. Мешок насквозь мокрый.
Поэт развязал мешок и стал вытаскивать из него куски механизма, а механик Альберто раскладывал их на столе. С каждым новым куском у него становилось все более и более удивленное лицо.
— Ну и что вы обо всем этом думаете? — спросил внимательно наблюдавший за ним поэт, когда мешок опустел.
Альберто молча взял с полки лампу с небольшим латунным отражателем, отбрасывавшим луч света в нужном направлении. В мастерскую еще проникали лучи света, но мастер все равно зажег лампу и, подслеповато прищурившись, стал разглядывать лежавшие перед ним куски механизма.
— В общем-то похоже на детали башенных часов, но именно таких я никогда не видел. А вот!..
— Что?
— Какая-то надпись на шестеренке.
Данте стал рассматривать зубчатое колесико.
Это письмена сарацин, — почти сразу сказал он.
— Так этот механизм собрали неверные! Откуда он у вас?
Приор ничего не ответил, но тут же вспомнил галеру, полную разлагавшихся трупов, махнул рукой и что-то пробормотал о коммерческой тайне.
Впрочем, увлеченный осмотром частей механизма, Альберто уже не слушал Данте.
— Да, сарацины всегда были отличными механиками, — бормотал он.
