Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех - [23]

На самом деле Вергилий останавливается, чтобы задать Беатриче интересующий его вопрос.

Но как без страха сходишь ты во тьму

Земного недра, алча вновь подняться

К высокому простору твоему.

Вергилий осознает важную вещь, которая, как мы увидим, является основополагающей. Он говорит ей: «Ты — райская душа, как такое возможно, что ты бесстрашно спускаешься в ад (ад в дантовской космологии — „земное недро“. Рай окружает Вселенную, в центре которой — Земля. А в центре Земли располагается ад. Именно в этом смысле Вергилий рассматривает то место, куда хочет вернуться Беатриче, — это граница сферы Вселенной), как ты не боишься зла?» В этом суть вопроса Вергилия: «Ты, благая, ты — свет, причастие жизни Бога, как может быть, что ты не боишься зла, нас, не боишься оскверниться нами, пораниться, спустившись к нам?»

Когда ты хочешь в точности дознаться,

Тебе скажу я, — был ее ответ, —

Зачем сюда не страшно мне спускаться.

Бояться должно лишь того, в чем вред

Для ближнего таится сокровенный;

Иного, что страшило бы, и нет.

[Бояться стоит только настоящего зла, которое есть предательство собственного желания, предательство самого себя. Остальное не страшно.]

Меня такою создал Царь Вселенной,

Что вашей мукой я не смущена

И в это пламя нисхожу нетленной.

Здесь высказана идея, на которой стоит все произведение, на которой стоит вся католическая религия. Это идея воплощения: Бог может, оставаясь Богом, всецело Богом, всецело Самим Собой, в то же самое время становиться человеком, причащаться человеческой природе. Причащение бедности, хрупкости, телесности человека, его страданиям, боли, мучениям — свойства, присущие человеческой природе, ни на толику не умаляют Его Божественность.

Мне кажется, что образ Беатриче среди проклятых («в это пламя нисхожу нетленной») являет собой образ всех святых, всех великих, с которыми я познакомился в своей жизни. Вспомните Мать Терезу Калькуттскую, которая собирала бродяг, умирающих в грязи, и парадоксальным образом эта грязь делала ее еще светлее, величественней. Так воспитывают детей: родители преклоняются перед их падениями, ранами, капризами, нуждами.

Этот образ Беатриче есть фотографическое изображение милосердия. Милосердие — misericordia (miseri cor dare[66]) — означает отдать свое сердце, самих себя нищему: пойти туда, где находится ближний, туда, где, может быть, он творит зло, туда, где он в тебе нуждается, туда, где видны все его раны. И это никогда не является компромиссом, отказом от того истинного и великого, чем мы живем. Мне кажется, что таким образом можно описать любовь, которая стремится к другому: «Меня сюда из милого мне края / Свела любовь; я говорю любя», — поэтому я не боюсь спуститься сюда, я не испытываю отвращения к тебе, нет брезгливости к вам. Это милосердие, это — Бог, это — воспитание; это — причина, по которой ты можешь сказать другому: «Мы сможем! Я помогу тебе, потому что я не испытываю отвращения к твоему злу, к твоей нужде». Затем Беатриче продолжает:

Есть в небе Благодатная Жена;

Скорбя о том, кто страждет так сурово,

Судью склонила к милости Она.

На небе есть Благодатная Жена, Которая скорбит «о том, кто страждет так сурово», по той самой причине, по которой я и пришла просить о помощи… Эта Жена — Богородица. Есть в небе Женщина, Которая плачет о судьбе Данте, которая сострадает ему, тревожится о нем, жалеет его.

Потом к Лючии обратила слово

И молвила: — Твой верный — в путах зла,

Пошли ему пособника благого.

Это Богородица, только Она заметила нужду Данте. Поэтому Она — Мать Церкви. Мать Церкви, Мать всех христиан, Мать каждого из нас; только Она настолько является нам матерью, что переживает о каждом из нас в Своем сердце. Беатриче объясняет: «Этой нужды не увидел ни ты, поэт, пред которым он преклоняется, ни я, его давняя возлюбленная». Не увидела ее даже святая Лючия, которой он особенно предан (святая Лючия — покровительница зрения, Данте снова возвращает нас к теме ви́дения). Иначе говоря, никто, кроме Богородицы, по-настоящему не понял сути его нужды, драмы, которую он переживал. Она призвала святую Лючию и сказала ей: «Лючия, преданный тебе человек, Данте, который всегда вверял себя твоему заступничеству, нуждается в помощи, спеши же ему на помощь!» Тогда святая Лючия пришла ко мне, говорит Беатриче, и сделала то же самое, сказала мне: «Смотри, он нуждается… Беги!» «И я прибежала к тебе», — признается Беатриче Вергилию.

Удивительное движение! Я всегда говорю своим ученикам: как только я понял это, я больше не мог смотреть на звездное небо, не думая о том, что оно движется для меня. Именно это Вергилий объясняет Данте: небо движется для тебя, все это движение — ради тебя, и первой это движение начала Богородица. Вспомним, как мудро Церковь установила чтение розария: она учит нас говорить «в час смерти нашей» по окончании молитвы «Радуйся, Мария». Становится понятным урок, который дает нам Церковь: «Когда вы подойдете к рубежу, когда достигнете границы, когда вам предстоит последнее сражение, именно в этот момент, который называют самым христианским словом „агония“ (агон значит