Данте - [83]

За что же так страшно наказан известный флорентийский юрист и учитель молодого поколения, всеми любимый и уважаемый? Только его, да еще болонского поэта Гвидо Гвиницелли, основателя сладостного нового стиля, Данте почтительно именует в первой части своей поэмы «мой отец». Отношение его к Брунетто сложное: Данте — моралист и богослов осудил своего любимого учителя на вечные муки, но Данте-поэт не может скрыть своего сочувствия к нему. Дело в том, что во Флоренции этого времени слишком часто встречались случай половых извращений, которое во всех его видах именовалось содомией. Флоренция столь прославилась этим пороком, что в Германии и во Франции содомитов называли «флорентийцами».

На вопрос Данте, кто из его собратьев по несчастью, содомитов, особенно высок и знаменит, сэр Брунетто называет латинского грамматика Присциана из Кесарии, Франческо д'Аккорсо, одного из самых почитаемых профессоров права в Болонье, преподававшего также в Оксфорде, и епископа Флоренции в конце XIII века Андреа де Модзи. Пора расставаться — Данте должен продолжить свой путь по адским безднам. Брунетто Латини просит своего бывшего воспитанника позаботиться о судьбе главного его сочинения «Сокровища», написанного по-французски. Едва успев договорить, подгоняемый все чаще падающим огненным дождем, Брунетто помчался вскачь. Бег сэра Брунетто, бросившегося догонять своих сотоварищей, чтобы избежать наказания, Данте сравнивает (холодно и беспощадно) с состязанием бегунов, которое он видел со стен Вероны.

Слышится тяжелый гул. Это вода спадает с кручи вниз в следующий круг. Увы! и здесь Данте встречает флорентийцев. Появляются три тени. Уже издали они кричат: «Постой, мы по одежде признаем, что ты пришел из города порока!» — в это время жители итальянских городов, даже соседних, одевались по-разному. Данте стремится подчеркнуть, что казнимые в этом круге содомиты пользуются большой известностью на земле, как военачальники и политические деятели. «И я любил и почитал измлада ваш громкий труд и ваши имена», — заявляет Данте грешникам. Но при этом ироническая улыбка не оставляет его, меж тем как в эпизодах с Франческой или Фаринатой иронии нет и следа. По-видимому, Данте чувствовал особое отвращение ко всем видам половых извращений, поэтому вывел столько знаменитых мужей, пораженных этим пороком.

Три флорентийца под ударами огненного дождя бегают по кольцу, и Данте их сравнивает с голыми атлетами, кружащимися по арене. Один из них звался на земле Гвидо Гверра и происходил из мощной феодальной семьи графов Гвиди. Второй, Теггьяйо Альдобранди дельи Адимари, известный градоправитель, принадлежавший к партии гвельфов, пользовался большим авторитетом в Тоскане. Третий, обратившийся к Данте, был Якопо Рустикуччи — богатый и важный гражданин, родич Кавальканти. Его жена столь ему досадила, рассказывает один из ранних комментаторов поэмы Флорентийский Аноним, что Рустикуччи отослал ее обратно к родителям, а сам из ненависти к женщинам предался содомии. Тень его вопрошает, действительно ли куртуазия и Еысокие качества удалились из Флоренции. Недавно прибывший в это адское общество за те же грехи кавалер Гильельмо Борсиери, которого Боккаччо выведет затем в «Декамероне» и похвалит за любезность и придворную ловкость, жалуется на печальное состояние нравов в родном городе. И Данте разражается филиппикой:

Ты предалась беспутству и гордыне,

Пришельцев и наживу обласкав,

Флоренция, тоскующая ныне!

Земляки просят Данте поведать о том, что он их видел, когда поэт выберется из царства мертвых, и не без зависти добавляют: «Счастливец, ты, дарящий правду свету!» Попрощавшись весьма любезно, тени трех флорентийских содомитов помчались дальше под огненными хлопьями. «И ноги их мне крыльями казались», — замечает поэт.

Путники слышат нарастающий грохот вод, который заглушает разговоры, вызывая в памяти шум горных рек Италии:

Так рушась вглубь с обрывистого края,

Мы слышали, багровый вал гремит,

Мгновенной болью ухо поражая.

Когда они подходят к горной круче, Данте снимает веревку, которой был опоясан, и вручает ее своему водителю. Вергилий швыряет веревку в зияющую тьму, и они напряженно вглядываются, не появится ли кто из мрака. Вергилий обещает: «Сейчас всплывет то, что и сам ты ждешь». И наконец:

Я видел — к нам из бездны, как пловец,

Взмывал какой-то образ возраставший,

Чудесный и для дерзостных сердец;

Так снизу возвращается нырявший,

Который якорь выпростать помог,

В камнях иль в чем-нибудь другом застрявший,

И правит станом и толчками ног.

Данте клянется стихами своей «Комедии», уверяя, что действительно видел Гериона — так зовут чудовище, олицетворяющее обман и ложь. Он хочет сказать, что поэтический образ, созданный его фантазией, содержит несомненную моральную истину, в которую читатель должен проникнуть. Данте дает веревку, которой он подпоясан, Вергилию для того, чтобы приманить чудовище и заставить Гериона перенести поэтов в восьмой круг, куда нет пути. Подробность эта не случайна; как множество других деталей, она продумана и входит в общий замысел поэмы. Итак, Данте отправился в потустороннее путешествие в одежде горожанина-флорентийца (вспомним предыдущую сцену), но подвязанный простой веревкой, как нищенствующий монах-францисканец.