Данайцы - [20]

– Мерси.

Стыковка предусматривалась полетным планом только в одном пункте: при орбитальной эвакуации.

Я примостился на корточках в ложбине перед люком. В визир была видна яркая красная звезда. По-моему, от люка сквозило. Я провел ладонью по раме. Откуда здесь быть сквозняку? Я стал вспоминать, когда напивался в последний раз, и вспомнил нечто странное: пропахший керосином матрас у стойки шасси военного самолета, светлое брюшко бомбы над головой.

В эту минуту Юлия застучала вверху чем-то железным по железному.

«Плакали наши обеды при свечах», – подумал я, засмеялся в кулак и, подавив смех, попросил с подчеркнутым наигрышем:

– Па-тише попрошу!

Стук прекратился. Тотчас послышались шаги.

Я полез в рубку, спрятал емкость и сел за компьютер. Залепившая монитор картинка поначалу нисколько не удивила меня, я даже принялся вводить какие-то команды, но потом отнял от клавиш руки, как от раскаленной плиты. Это была игра, из тех электронных забав, в которых герой уничтожает подобных себе виртуальных монстров. Другое дело, что в качестве цели сейчас мне предлагался «объект Х».

Спустившись в рубку, Юлия протянула мне забытый тюбик с паштетом.

– Ты что пил?

Вместо ответа я кивнул на монитор.

– Смотри.

– Ты что пил? – повторила она.

– Спирт.

Она с минуту глядела на монитор, потом повернулась и стала подниматься обратно по лесенке. Я недолго прислушивался к ее шагам, но сорвался из кресла и крикнул ей вслед:

– Ведь ничего, ничего не понимаешь, дура! Одни склянки в мозгах! Тьфу!

Вверху стукнул люк.

Я достал емкость, сделал крупный глоток, задохнулся и стал нашаривать закуску… Да, на Земле я любил посидеть за компьютером и это всегда раздражало ее. И что? Я же не раздражался ее полковниками и иже с нею. Или раздражался?.. Нет, это сейчас я стал псих, она довела меня до белого каления, а тогда что я делал? – били справа, так подходил слева. Агнец, а не муж. Страстотерпец.

«К черту, к черту», – шептал я, щелкая клавишами.

Рассадник негодяев гнездился в ветхом заброшенном замке. «Объект Х» – значилось огромными готическими буквами на кованых воротах замка. Желтая луна и малиновый Марс показывались в проплешинах туч. Внутренний двор был пуст. В северной его половине стоял помост и качалось черное тело висельника в петле, в южной курилось кострище. Прямо передо мной была четырехугольная громада донжона. Обежав его, я устремился к замку. Изнутри, однако, это оказался не замок, а церковь. Гроздья факелов, торчавших в капителях колонн между нефами, сочились призрачным светом. Небольшой пыльный алтарь забирал центральную часть восточной стены. Битые витражи туманились в стрельчатых окнах. Каменные ангелы, облепившие нервюры сводчатого потолка, улыбались пустыми ртами. В боковых кораблях, несоразмерно низких и каких-то прямоугольных, никак не вязавшихся с богатой отделкой среднего нефа, громоздилась поломанная мебель. Слышались звуки мессы, однако и во всей церкви не было видно ни души. Потайные комнатки, которых я обнаружил вокруг алтаря не менее дюжины, оказались забиты всевозможным барахлом – тут были и брошенные священнические одежды, и кислородные баллоны, и разбитые компьютеры, и даже весла. Раз или два я ловил краем зрения мелькающую тень, так, словно за спиной у меня кто-то возникал в свете факела, но, оглядываясь, видел все те же колонны. В одной из комнаток обнаружилась дверь. Тесная винтовая лестница за ней вела вниз, во тьму…

У вдруг меня кружилась голова. Отставив на минуту клавиатуру, я закусил паштетом. Емкость куда-то запропастилась. Вверху снова раздались удары железом по железу. Вздрогнув от неожиданности, я стал искать, чем можно заткнуть уши, но удары, смолкнув, больше не возобновились.

– Дура…

Винтовая лестница упиралась в щелистую дверь, за которой открывался широкий, длиннющий коридор. С первого взгляда было ясно, что коридор этот, хотя и ярко освещенный, имевший современный вид, давно заброшен. Стены позеленели от сырости, на полу хлюпала гнилая вода, потолки затянуло плесенью. В дальнем конце мерцала ртутная лампа и клубилось что-то белоснежное – пар, известковая пыль, не разберешь. Вереница дверей слева и справа, все отперты и за всеми одно и то же: запустение, сырость, гниль. Забредя в темный разбитый зал – не то больничную палату, не то столовую, – я обнаружил на стене фотографию Бет и долго, будто в окно, глядел на нее. Бет была в белой шапочке, той самой, с вуалькой. Сфотографировали ее тайно, по всей видимости, с большого расстояния, используя длиннофокусный объектив. Лицо обращено чуть влево, взгляд устремлен вверх, губы приоткрыты. Под фотографией находилась большая треугольная кнопка с надписью «Пуск». Я нажал ее. От недоброго предчувствия у меня запершило в горле. Фотография сменилась видеокартинкой. Из темноты выплыла наша спальня в служебной квартире в Центре – я не сразу узнал ее. Как не сразу разглядел в постели Бет и себя. Я что-то лепетал, отвратительно перебирая пальцами ног, Бет утешала меня. На прикроватном столике, рядом с бутылкой из-под шампанского, лежал никелированный браунинг. Пистолет был виден особенно отчетливо, так как над столиком горел ночник. Задетая чьей-то рукой, бутылка с грохотом упала и покатилась под кровать. «Ну что ты, – шептала Бет, гладя меня по щеке. – Все хорошо…» – «Нет! – отвечал я, чуть не рыдая. – Нет…» Я целовал ее, она отворачивалась, подставляя вместо лица плечо. Левая рука ее была обернута одеялом.