Дань смельчаку - [18]

Тут я остановился, но появившийся рядом Сен-Клер прокричал:

— Вперед! — И снова изо всей силы толкнул меня в спину: — Если нас увидят на открытом пространстве — крышка.

Он выпустил несколько пуль в начавших бестолково разбредаться по поляне быков, и я кинулся сквозь слоновью траву...

Земля на другом конце прогалины поднималась под уклон вверх, зарастая кустарником, — лианы и трава переплетались между деревьев с такой силой, что бежать было трудновато: шипы рвали в клочья мою форму, грудь спирало от недостатка воздуха, но тут внезапно под ногами обозначился обрыв, и мы упали в воду, съехав на пласте подмытой земли.

Переплыли на другую сторону без особого труда. Место было неглубокое, и большей частью мы двигались по твердому дну по грудь в воде. Тридцать ярдов в ширину — вот и вся речушка. Сен-Клер был на другом берегу раньше меня — просто потому, что мог двигаться быстрее. Когда я наконец вылез, он уже лежал за завесой лиан, прикрывая меня.

Примерно минуту или около того я лежал лицом вниз, переводя дыхание, и наконец смог отдышаться.

— Ты отлично действовал, мой мальчик, просто отлично, — проговорил генерал.

— После всего этого нас с тобой в мелкую лапшу порубят. Китайскую.

— Китайская — длинная. Да еще пусть попробуют поймать.

— Чего мы тогда ждем?

— До демаркационной линии сто семьдесят миль, — сказал Сен-Клер совершенно спокойно. — Нам не удастся до нее добраться с единственным автоматом и неполным магазином.

В тот же самый момент на другом берегу, несколькими ярдами ниже по течению, объявился офицер со своими солдатами. Безо всяких колебаний они вошли в воду и двинулись через речку.

— Давай, — прошептал я, когда люди находились на полпути, высоко подняв автоматы над головами.

Генерал покачал головой и поставил «Калашников» на полуавтоматический огонь.

— Мне необходимо их снаряжение, боеприпасы. Не знаю, сколько патронов осталось у меня, так что будь готов применить каратэ.

Но этого не потребовалось. Китайцы вышли на узенькую полоску песка, и Сен-Клер положил одного за другим тремя выстрелами настолько быстро, что, казалось, прозвучала единственная продолжительная очередь.

Мы сняли с тел все, что могло понадобиться. Фляги с водой, штыки и прорезиненные плащ-палатки с солдат, «Калашников» для меня, несколько сотен патронов, офицерский пистолет и три гранаты. Рисового рациона — естественно — не оказалось, но сейчас проблема еды нас не слишком сильно беспокоила.

Взяв все необходимое, мы скинули тела в реку. Вся процедура заняла не больше пяти минут, после чего мы вновь вошли под спасительный покров джунглей.

До меня долго не доходил смысл происходящего, так короток оказался промежуток времени между смертью и возрождением. Прислонившись к дереву, я трясся как в лихорадке. Сен-Клер продел голову в прорезь пончо, снятого с убитого солдата, и поднял свой автомат.

— А теперь, сынок, послушай меня и будь внимателен, — сказал он. — Потому что повторять не буду. Первое правило поведения в джунглях: идти, а не бежать. У нас есть шанс уйти, этот шанс — муссон. Будем держаться высокогорья, не спускаясь в низины, Обезьяны да попугаи совсем неплохая еда, когда ничего другого нет. Ни под каким предлогом нельзя даже близко подходить к деревням. Нельзя доверять даже монтаньярам. Так что слушайся меня — и выживешь. Попробуешь самовольничать — пойдешь один.

— Со мной проблем не будет, — сказал я. — Ты начальник.

— Сто семьдесят миль до демаркационной линии. — Лицо осветилось знаменитой сен-клеровской улыбкой. — Но мы пройдем их, приятель. Тридцать дней — и мы на свободе.

Но он ошибся. В джунглях мы провели весь июнь и большую часть июля. Пятьдесят два дня животного страха и законов зверья: беги-или-тебя-поймают, убей-или-будешь-убит. Пятьдесят два дня, пока субботним днем мы не заметили на прогалине американский вертолет с боеприпасами для передовой.

Я вышел из джунглей совершенно иным человеком, чем входил в них.

Глава 3 Раскаты грома

Мгновенные воспоминания — так их называют психологи — проявляются до мельчайших деталей, всплывая на поверхность памяти так, что человек не только вспоминает то, что с ним произошло, но как бы заново переживает былое.

Я сидел в кресле, сжимая пустой стакан из-под виски. Шейла стояла у окна, дымя сигаретой. Рядом лежал пес.

Когда я пошевелился, он повернул морду, посмотрел на меня, затем лениво поднялся и пошлепал к креслу. Что-то встало поперек горла, и я то ли замычал, то ли застонал — стакан раскрошился в руке.

Собака мгновенно застыла на полушаге, а Шейла, странно встревоженная, двинулась ко мне.

— Эллис, в чем дело? — спросила она.

Я вскочил на ноги и отпрянул.

— Убери его, слышишь?! Ради Бога, убери!

Она, ничего не понимая, пошла к двери, ведущей на кухню, и позвала Фрица. Пес моментально прошел в кухню, и Шейла притворила дверь.

Женщина подошла ко мне, положила руки на плечи и усадила обратно в кресло.

— Это ведь всего лишь Фриц, Эллис, — успокаивающе проговорила она. — Волноваться и тревожиться незачем.

Я сказал:

— Фриц мертв. Я видел его там, на болотах, с дыркой от пули в башке.

— Понятно, — кивнула Шейла. — А когда это случилось?