Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому - [14]
Добрый Количка, в Дерпт я не могу раньше 25 сентября ехать, потому что тогда я могу взять денег 250 р[ублей] с[еребром], а надо бы ехать раньше, потому что женские лекции в клинике начнутся 22го августа, и лучше гораздо, если я могла быть в начале да притом надо внести 60 р[ублей] с[еребром], иначе там не примут. Не знаю, как мне делать, если я внесу эти деньги, то я могу заняться практикой, и это будет гораздо выгоднее. Тогда я могу и по домам ходить, на то дают право и такую бумагу. Отчего ж ты, милый Количька, не поздравил меня. Я тебе писала, что принимала мальчика у моей хозяйки. Мне не трудно было, потому что я обошлась без Доктора и без Бабки, только тем было трудно, что она мучилась 3 дня родами, а перед тем была 3 недели больна, и я должна была за ней ухаживать день и ночь, за что они мне много благодарили. Хозяйка дала мне 15 р[ублей] с[еребром], подарила 2 кольца, а муж подарил хорошенькие серьги руб[лей] 18 сер[ебром] (письмо № 29, с. 147–148).
Это был первый заработок Грюнвальд; в дополнение к нему она получала деньги от Чернышевского, пересылавшего ей, по просьбе Добролюбова, часть жалованья последнего из кассы «Современника». На эти деньги Тереза смогла за лето 1860 г. обеспечить себя одеждой и новым гардеробом, пригодившимся ей в следующие, гораздо более тяжелые годы:
Видишь, милый Количка, распорядилась я так, получивши от Ник[олая] Г[авриловича] 120 р[ублей][74] (два раза по 60 р[ублей] с[еребром]). Я дала хозяйке 40 р[ублей], на 25 шила я себе белье, на 20 юпок, простынь и наволок, да сделала себе 2 ситцевые платье да одно шерстяное. Это будет вместе 16 р[ублей] с[еребром]. И еще сапоги и чулки 5 р[ублей]. И еще тальму 8 р[ублей] с[еребром]. Здесь дешевле гораздо, чем [в] Пет[ербурге], а когда я поеду в Дерпт, тогда я сделаю себе форменное коричневое платье и теплое пальто. – Еще жаль, милый Количка, шубу. Только ползимы я в ней щеголяла, и дешево она обошлась ведь, 28 р[ублей] с[еребром], а здесь нет такие меха (письмо № 29, с. 148–149).
22 августа 1860 г., вернувшись в Дерпт по Псковскому и Чудскому озерам, Тереза какое-то время снова проболела, однако все же внесла 60 рублей серебром в клинику и в сентябре начала посещать акушерские курсы. Известный биограф Добролюбова Б. Ф. Егоров не обнаружил в архиве акушерских курсов клиники Дерптского университета никаких документов, в которых упоминалась бы Грюнвальд, что заставило его сомневаться в том, что она вообще училась на курсах, и считать всю эту историю выдумкой для вытягивания денег у Добролюбова с Чернышевским[75]. Но, хотя подтверждающие ее обучение документы не были обнаружены, исключать их существование полностью все же нельзя, равно как и самого факта хотя бы кратковременного обучения Грюнвальд при клинике, поскольку архив акушерских курсов, судя по всему, плохо сохранился. На это указывает историк Дерптского университета Г. В. Левицкий, который не нашел в университетском архиве вообще никаких документов о повивальной школе при клинике за период ранее 1883 г.[76]
Однако, по воспоминаниям профессора Рунге, такая школа все-таки существовала и ранее, в 1860–1870-е годы[77]. Сама Грюнвальд сообщает столько мелких и вполне правдоподобных деталей (фамилии профессоров, названия учебных предметов, экзаменов, стоимость обучения и проч.), что вполне можно предположить ее хотя бы кратковременное посещение акушерских курсов, а, возможно, и успешное их окончание с последующим получением разрешения принимать роды. Начиная с этого момента письма Грюнвальд разительно отличаются по тону от прежних: у нее появляется уверенность в себе, удовлетворение от собственной жизни и того положения, в каком она находится. Вот как она описывала первые недели занятий 17 сентября 1860 г.:
Я, как приехала, сейчас просила Доктора внести в клинику 60 р[ублей] с[еребром], которые он и внес. После 2х недель я поправилась и теперь совсем здорова, только имею мало времени: постоянно у больных и больше у больных, нежели на лекции. Теперь если бы ты меня увидел, мой друг, я думаю, ты бы лучше полюбил, потому что я стала больше на себя обращать внимание. Одеваюсь гораздо опрятнее и хожу в чепчике, что другие находят, что мне идет чепчик, поэтому мои волосы постоянно гладки. Ведь ты не любил, когда я была растрепанная, и ручки всегда чистенькие. Здесь все удивляются, что у меня маленькие руки и ноги, и потому называют die kleine gnädige Frau. Устроилась я здесь очень хорошо. У меня три высокие комнаты с парадной и грязный коридор. И с порядочной мебели за 8 р[ублей] с[еребром], и с дровами, и водой за стол плачу 6 р[ублей] с[еребром], за прислугу 2 р[убля] с[еребром]. Только мне ее не надо кормить. Значит, 25 р[ублей] с[еребром] в месяц мне очень довольно, и даже живу на 25 р[ублей] с[еребром] роскошно. Одно только неприятно: если мне шитьем заняться, то я не могу заниматься. Так как мне нужно ходить часто, то я делаю себе шубу, и она обходится в 42 р[убля] с[еребром]. Дорого, да что же делать. Надо будет хоть заработать. Впрочем, я буду скоро доставать своим занятием, только не шитьем (письмо № 30, с. 151–152).
Научная дискуссия о русском реализме, скомпрометированная советским литературоведением, прервалась в постсоветскую эпоху. В результате модернизация научного языка и адаптация новых академических трендов не затронули историю русской литературы XIX века. Авторы сборника, составленного по следам трех международных конференций, пытаются ответить на вопросы: как можно изучать реализм сегодня? Чем русские жанровые модели отличались от западноевропейских? Как наука и политэкономия влияли на прозу русских классиков? Почему, при всей радикальности взглядов на «женский вопрос», роль женщин-писательниц в развитии русского реализма оставалась весьма ограниченной? Возобновляя дискуссию о русском реализме как важнейшей «моделирующей системе» определенного этапа модерности, авторы рассматривают его сквозь призму социального воображаемого, экономики, эпистемологии XIX века и теории мимесиса, тем самым предлагая читателю широкий диапазон современных научных подходов к проблеме.
Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.
В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.
У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.
Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.
Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.
Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.
Книга, открывающая серию «Новые источники по истории России. Rossica Inedita», вводит в научный оборот ранее неизвестные или малоизученные материалы из архивов Москвы, Санкт-Петербурга, Парижа, Лондона, Вены и Стокгольма. В ней представлено жизнеописание французского авантюриста и самозванного барона де Сент-Илера, приближенного Петра I, основателя Морской академии в Санкт-Петербурге. Похождения искателя фортуны прослежены нс только в России, но и по всей Европе, от Португалии до Швеции, от Италии до Англии. На примере Сент-Илера хорошо видны общие черты той эпохи; логика авантюры и методы действий авантюристов; возможности для социального и культурного «перевоплощения» на заре Нового времени; механизмы институциональных инноваций в Петровскую эпоху.
В новой книге из серии «Новые источники по истории России. Rossica Inedita» публикуются «Сибирские заметки» Ипполита Канарского, представляющие собой написанные в жанре литературного сочинения эпохи сентиментализма воспоминания автора о его службе в Иркутской губернии в 1811–1813 гг. Воспоминания содержат как ценные черты чиновничьего быта, так и описания этнографического характера. В них реальные события в биографии автора – чиновника средней руки, близкого к масонским кругам, – соседствуют с вымышленными, что придает «Сибирским заметкам» характер литературной мистификации. Книга адресована историкам и культурологам, а также широкому кругу читателей.