Дамская комната - [34]

В последовавшие часы улучшение стало еще заметнее. Во время ежедневного обхода врача он также констатировал улучшение ее состояния.

— Температура упала, она кашляет меньше, это хороший знак, — сказал он. — Эта малышка на пути к выздоровлению!

Губы Флори зашептали благодарственную молитву. Она сделала ребенку туалет, не ожидая сестры, которая мыла всех по очереди.

Прошло утро, обед, послеобеденный отдых, были тщательно выполнены все наставления врача, снова начались сказки; день подходил к концу.

— Агнес намного лучше, — заметила послушница. — Вы можете спокойно возвратиться домой, мадам, чтобы отдохнуть. Вы это заслужили.

— Действительно, кажется, опасность миновала…

— Больше ей ничто не угрожает. Будьте спокойны. Через два-три дня ваша подопечная будет снова играть со своими друзьями.

— Слава Богу! Я так боялась за нее.

— И мы тоже Спасибо вам за все, что вы для малышки сделали.

Поскольку Флори не посылала за своим экипажем, ее отвезли домой на приютской двуколке.

По пути ее преследовала мысль о выражении, которое употребила послушница: «Ваша подопечная». Она долго раздумывала над этим.

— Мне кажется, что этой бессонной ночью я приняла решение, — сказала она Сюзанне за ужином.

— Берегитесь, мадам! Плохой сон порождает плохие идеи!

— Эта идея хороша, я в этом уверена. Послушай лучше: я серьезно намерена забрать Агнес из приюта Гран-Мон к себе. Я воспитаю эту девочку как свою собственную, а. потом и удочерю. Таким образом, у меня будет кого любить всю жизнь. Я к ней очень привязалась, и, думаю, и она меня любит. Агнес очень мила, ты сама в этом убедишься. Уверена, что она и тебе понравится.

Только входя в свою комнату в башне, она сказала себе, что Гийом, вероятно, не будет рад водворению третьего лица под крышей дома его возлюбленной. Однако эта уверенность ничего не изменила в ее решении: она его переубедит, вот и все!

Сюзанна помогла ей приготовиться ко сну, набила камин дровами и удалилась.

Уставшая, не зная, одна ли она проведет ночь или же нет, Флори улеглась в постель и заснула.

Проснулась она, почувствовав, что на нее смотрят.

— Уже поздно? — спросила она, не вполне соображая, что говорит.

Стоявший около кровати Гийом не ответил на ее вопрос и вместо этого задал свой:

— Знаете ли вы, что я ждал вас здесь вчера вечером в смертельном волнении долгие часы?

Флори приподнялась на локте. Спала она, должно быть, не очень долго. Свечи выгорели лишь наполовину.

— Я очень огорчена, мой друг, но, не зная, как найти Дени, я не смогла вас предупредить.

— Сильно сомневаюсь в этом!

Она наконец осознала жестокость его тона, горечь произнесенных слов.

— Гийом, прошу вас, не сердитесь на меня. Я сейчас вам все объясню…

— Вы считаете, что это необходимо?

Это было не просто недовольство, скорее какая-то угрожающая злоба, сдобренная плохо сдерживавшейся яростью, которая была готова вот-вот прорваться.

— Простите мне эту пропавшую ночь ради новой, которую я вам отдаю, — быстро произнесла она, чтобы предотвратить бурю. — Я помогала, возможно, спасти от смерти, во всяком случае, от очень серьезной болезни приютского ребенка. У ее постели я неотлучно провела ночь и день.

— И вы хотите, чтобы я поверил в эту басню? Я видел вас утром в воскресенье на Вансэйской дороге в обществе мужчины, который держал вас в своих объятиях, прижимал к себе, когда вы сходили с мула. Вы не можете этого отрицать, я сам это видел, говорю вам, из леса, где был в это время! После этого вы довольно долго разговаривали. Разумеется, не могло быть речи о том, чтобы устраивать спектакль на людях, и вы расстались после состоявшегося свидания!

— Вы сумасшедший!

— Возможно, вы действительно сделаете из меня сумасшедшего! Я вчера, пока вы там разговаривали, едва удержался от того, чтобы не наброситься на вас и не убить на месте вашего нового любовника!

— Гийом!

— А те часы, что я пережил затем в этой комнате в ожидании вас, которые текли один за другим, неумолимо, беспощадно, падали в мою душу каплями расплавленного олова… Я убил бы вас, Флори, если бы вы вернулись туда под утро!

Отбросив простыни, молодая женщина встала. Ее светлое тело скрывали только волосы, ниспадавшие до поясницы. Стоя перед Гийомом почти вплотную к нему, она не сделала ни одного движения, чтобы коснуться его.

— Если хоть одно из занимающих вас со вчерашнего дня предположений верно, — проговорила она, не опуская глаз, в беззащитности своей правоты и своей наготы целиком отдаваясь этому человеку, который обвинял ее как перед судом, — тогда убейте меня! Вы вправе этого желать!

— Как же вы объясните это свидание на дороге?

— Это было не свидание! Для начала я назову вам имя этого человека, который стал причиной того, что вы понесли такой вздор. С моей стороны было бы последним делом, если бы я оказалась в чем-то виновата, согласитесь!

В сознании своей правоты Флори заговорила о Бернаре Фортье. Рассказала о том, как с ним познакомилась, перечислила несколько встреч, признала, что он ухаживал за нею, слово в слово повторила содержание разговора, состоявшегося накануне.

— Но где же вы спали в эту ночь?

— Об этом я вам уже сказала: я провела ее у изголовья ребенка, который мне дорог и который почти умирал.