Дамская комната - [36]

— Она родилась в почтенной семье, где, несомненно, впитала с самых ранних лет тысячи тонкостей восточных нравов, но за хотя и несколько непривычными для нас внешними проявлениями у нее должно быть много общего с нами. Вы сказали, что ее отец торговец?

— По-моему, он торгует хлопчатобумажными тканями, шелком, газом и крепом…

— Вот видите! Если, скажем, он интересуется тканями с золотой и серебряной нитью, что вполне вероятно, они с Этьеном быстро найдут общий язык.

Некоторая ироничность последних слов каноника сделала свое дело.

— Вы знаете меня, дядя. Я от души готова полюбить супругу сына, если она не будет против.

— Разумеется, Джуния будет рада этому. Не забывайте, что, оторванная от родины, от родных, она поселится в незнакомой стране. Ей больше чем кому-либо другому необходима ваша поддержка и ваше участие.

— Она может на это рассчитывать, если это будет угодно Богу!

— Он услышит вас, дочь моя, верьте мне, вас, такую доброжелательную мать.

— Не всегда, дядя!

— Надеюсь, что я прав.

Матильда вздохнула. Она пока еще не рассказала канонику о том, что узнала в Турени о Флори. Ей показалось, что настал подходящий для этого момент.

— Я уже давно хочу поговорить с вами об одном деле, не дающем мне покоя, — заговорила она снова. — Но до сегодняшнего дня не было подходящего момента, да и не хватало смелости спросить у вас совета. Ваша доброта, с которой вы помогли мне преодолеть предвзятость в отношении брака Арно, успокоили в смысле последствий его для жизни нашей семьи, побуждает меня доверить вам одну тайну, правда не мою, но которая надрывает мне сердце. Речь идет о Флори.

— Она, кажется, живет под Туром, в покаянии и самоотречении? Этьен говорил мне о примирении с нею, что давно следовало сделать, и это хорошо. Но он говорил о ней без всякого беспокойства.

— Он не в курсе того, что известно мне. Сначала я побоялась помешать его выздоровлению. Теперь же мне кажется, что не имею права снова заставлять его пережить разочарование и страдать.

Она рассказала о своих сомнениях, о своем открытии и подавленности случившимся.

Отец Клютэн выслушал племянницу молча; опершись подбородком па сцепленные пальцы и облокотившись на стол, он раздумывал над услышанным. И когда она умолкла, заговорил не сразу.

— Как, по-вашему, Флори сильно увлечена? — сдержанно спросил он.

— Не знаю… Не думаю. Она скорее поддается безумным порывам любви, нежели сознательно повторяет одни и те же ошибки. В ее поведении чувствуется какая-то покорность, делающая ее беззащитной.

— Тогда, может быть, еще не все потеряно. Как знать, не почувствует ли она в себе в один прекрасный день силы вырваться из-под этого влияния, которое ей, вероятно, часто в тягость?

Худое и бледное лицо каноника излучало свет такого понимания, такого участия, что Матильда не удивилась его решению.

— Я попытаюсь вызвать у Флори правильное понимание происходящего, — сказал он с решительным видом. — Один я могу попытаться это сделать.

— Каким образом, дядя?

— В ближайшее время я еду в Пуатье на коллоквиум по теологии, куда меня пригласили. Выеду раньше, чем намеревался, чтобы заехать в Тур. Навещу вашу дочь в ее доме. И поговорю с нею.

— Дай вам Господь Бог найти нужные слова, которые ее образумят!

— Бог всемогущ, дочь моя, лишь бы мы проявляли добрую волю. Если Флори поймет, что погрязает в болоте, в которое грех затягивает ее с каждым днем все глубже, если она действительно захочет из него вырваться, она будет спасена. Но в конечном счете, как и всегда, ее спасение будет зависеть только от нее самой.

— Вот это-то меня больше всего и беспокоит, дядя!

— Надо верить, Матильда. Это главное условие помощи, которую мы получаем даже тогда, когда кажется, что все пропало!

И на этот раз, выходя за ограду собора Парижской Богоматери, жена ювелира почувствовала прилив сил.

Она отправилась прямо на улицу Кэнкампуа, где ее ждала работа.

Было холодно. Тяжелое небо, как крышка котла, со всех сторон закрывало горизонт. Стоял влажный серый январь Иль-де-Франса. Люди старались не задерживаться на улице.

Матильда с облегчением вошла в лавку, где нашла Этьена, дававшего урок чеканки по золоту одному из учеников. Каждый раз, когда представлялся такой случай, она восхищалась мастерством мужа в его деле. С того времени как Бертран взял в свои руки продажу изделий и связь с иностранными торговцами, метр Брюнель занимался в основном их изготовлением, созданием прекрасных вещей, которые становились его гордостью. Жена его знала, как высока его репутация честного человека и мастера. И высоко ценила эту сторону личности мужа, привлекавшей ее как своим талантом, так и своими слабостями.

— Я от дяди, — сказала она, когда закончился урок.

— Вы рассказали ему о браке Арно.

— Для этого я к нему и зашла.

— Ну и что он думает об этом?

— Что это союз, подобный всем другим, что все будет зависеть от их личных качеств. Он полагает, что Джуния, несмотря на неизбежное различие в их привычках и в воспитании, таких разных, вполне может проявить способности стать хорошей женой. Наконец, он не раз повторил мне, что ее приспособление к жизни во Франции, ее удовлетворение и то, как она будет относиться к нам, во многом зависит от приема, который мы ей окажем.