Дама в автомобиле, с ружьем и в очках - [47]

В помещении почты было темно, особенно когда входишь с яркого света, и мне пришлось сменить очки. Я нашла целую шеренгу телефонных справочников по годам, прикрепленных к покатой стойке. Открыла список абонентов департамента Воюиоз[43]. Действительно, в Вильнёв-лез-Авиньоне значился Жюль Коб.

В глубине души я, видимо, в это не верила, сердце заколотилось. Мне трудно объяснить, что я почувствовала. Его имя было напечатано – реальное, бездушное, еще более реальное, чем телефонограмма, посланная с моего номера, чем труп, запертый в багажнике. Любой человек – и не только за эти два последних дня, но в течение многих месяцев – мог открыть этот фолиант и прочесть это имя, этот адрес. Мне правда трудно объяснить, что я почувствовала.

Там было написано: Жюль Коб, строитель-застройщик, поместье Сен-Жан, улица Аббатства.

И снова мне показалось, что во мне зашевелилось какое-то воспоминание или еще черт знает что, и оно пытается пробиться к моему сознанию. Поместье Сен-Жан, улица Аббатства. Строитель-застройщик. Вильнёв-лез-Авиньон. Я не понимала, что именно я пытаюсь вспомнить, первое ощущение исчезло, я даже не была уверена, что оно было.

Я открыла другой справочник. Департамент Йонна[44]. Я вычитала, что в Жуаньи много баров, но всего один находится на национальной автомагистрали номер 6: бар «В старые добрые времена», владелец – Поззон Т. Наверное, как раз там я и останавливалась, там встретила дальнобойщика с фиалками. Я постаралась запомнить номер телефона: 05–25 – и вышла.

Когда я вернулась к машине, солнце стояло высоко, теперь она была лишь наполовину в тени, но я не успела этим обеспокоиться. Перед ней стояли двое жандармов в форме защитного цвета.

Я заметила их в последний момент, почти подойдя вплотную. Когда я хожу, я всегда смотрю под ноги, потому что могу не заметить препятствие и растянуться. До 18 лет я носила очки гораздо слабее нынешних и чуть что падала плашмя, меня даже дразнили: «Опять вошла в штопор». Самое неприятное, такое случается до сих пор – какое-нибудь столкновение с пустой детской коляской, оставленной у входа в здание. Однажды, чтобы нас разъединить, потребовалось вмешательство трех человек.

Когда я подняла глаза и увидела двух жандармов возле машины, я чуть было от испуга не упала в обморок и хотела развернуться и убежать. Глав-Матушка сказала:

«С ума сошла? Иди вперед, не смотри на них, проходи, живее, живее». Но в конечном итоге я остановилась.

– Это ваша машина?

Я сказала: да. Вернее, попыталась сказать, поскольку не произнесла ни звука. Оба они были крупного телосложения, а тот, что помладше, носил, как и я, темные очки. Он и спросил. Потом велел предъявить документы. Я обошла «Тандербёрд», чтобы открыть бардачок. И в это время они молча направились к багажнику. Глав-Матушка сказала: «Ну не стой же, как соляной столб, нужно бежать, спасаться, уносить ноги, да делай что-нибудь!» Я подошла и протянула младшему пластиковую папку с документами на машину. Он достал их оттуда, взглянул на техпаспорт.

– Будьте добры, ваши права.

Я вынула из сумки и дала ему. Он посмотрел на них, потом снова на техпаспорт:

– А что такое А. Р. К.?

– А. Р. К.?

Усталым и чуть раздраженным жестом он поднес мне к глазам паспорт. В графе «Имя и фамилия» я прочла то, что уже читала в Орли: компания «А. Р. К.». Я не знала, что означает эта аббревиатура. Я сглотнула и сказала:

– Это рекламное агентство.

– А точнее?

Я ответила первое, что пришло на ум:

– Агентство рекламы Каравеля.

– А кто такой Каравель?

– Он основал агентство. Но теперь оно мое, короче, я им руковожу, понятно?

Он пожал плечами и сказал:

– Мне понятно, что ваша машина стоит прямо у знака «Стоянка запрещена». Вы давно в Кассисе?

– Приехала вчера вечером.

– В следующий раз будьте повнимательнее. Эта улица и так слишком узкая, а если все будут поступать, как вы…

И т. д. и т. п. Я перевела дыхание. Он вернул документы, снял фуражку, чтобы вытереть лоб носовым платком, и произнес, переглянувшись с напарником:

– Если вы красивая девушка и у вас «такая крутая» машина, вы думаете, что вам все позволено. Хотя, наверное, так оно и есть.

И тут у меня на глазах должно было произойти самое страшное: его напарник постарше, который с усмешкой внимательно слушал наш разговор, но не произнес ни слова, стал машинально нажимать большим пальцем на замок багажника. И замок срабатывал. Прошлой ночью, когда я как сомнамбула вернулась из Марселя, я забыла его запереть. Я открыла его для Филиппа и так и оставила открытым.

Я смотрела, как большой палец жандарма в форме защитного цвета то нажимал, то отпускал, то сильнее нажимал на замок. Я услышала щелчок и поспешно придавила правой рукой крышку багажника. Видимо, слишком поспешно, поскольку жандарм в темных очках недоуменно замолчал. Он взглянул сперва на багажник, потом на меня и, хотя был в темных очках, увидел, как я побледнела. Он спросил:

– Вам нехорошо?

Я кивнула. Я в отчаянии пыталась придумать, что бы мне такое сказать, чтобы отвлечь его внимание от машины, на которую он снова смотрел, но не могла. Другой тоже смотрел на мою правую руку, словно приросшую к багажнику. Я ее убрала. После бесконечного молчания молодой наконец произнес, отстраняясь: