Дама в автомобиле, с ружьем и в очках - [48]

– Ну-ну, держитесь молодцом! А в будущем ставьте машину на стоянку.

Он коснулся указательным пальцем фуражки, и оба они, не оборачиваясь, двинулись по тротуару в сторону порта. Я поискала в сумке ключи от машины, пальцы меня плохо слушались. Заперла багажник. Потом, сидя за рулем и глядя в одну точку, выжидала несколько минут, прежде чем тронуться с места. Я дрожала всем телом. Боже, до чего же я чувствительная неврастеничка!

В моем номере в отеле «Белла Виста» вентилятор с жужжанием разгонял солнечную пыль, не принося даже дуновения прохладного воздуха. Я закрыла ставни, разделась, легла на расстеленной кровати, поставив телефон рядом.

Я попросила телефонистку соединить меня с двумя номерами, 05–25 в Жуаньи и с квартирой дизайнера агентства Бернаром Торром, он очень хорошо ко мне относился и много раз ездил с шефом в Женеву в фирму «Милкаби». Он должен знать, где обычно останавливается Каравель. Я позвоню Аните, признаюсь, что не вернула машину, скажу, что прошу ее выступить свидетелем и помочь мне выпутаться из этой жуткой истории. Анита поможет.

Сначала меня на удивление быстро соединили с баром в Жуаньи. Я попросила к телефону хозяина. Сперва он не мог меня вспомнить. Белый костюм, блондинка, темные очки, американская машина – никаких ассоциаций. Но вспомнил шофера грузовика с ослепительной улыбкой, когда я рассказала, как он не дал мне заплатить по счету. Я спросила:

– Вы его знаете?

– Высокий шатен на «сомюа»? Еще бы, как я могу его не знать! Это Жан, Жан на «сомюа». Он бывает здесь каждую неделю.

– А как фамилия? Я не расслышала.

– Да нет, «сомюа» – это марка его грузовика. Фамилии не знаю. Он из Марселя, прозвище – Голливудская Улыбка.

Странно, я ведь тоже так его называла. Я рассмеялась. Отлично. Наконец-то я напала на какой-то след, и теперь мне казалось, что все мои неприятности улетучатся, как по волшебству.

– Вы говорите, он из Марселя? А вы не в курсе, он сейчас там? Где его можно найти?

– Вы слишком многого от меня хотите. Знаю, что в субботу он ехал в ту сторону. А вот где его найти, не знаю. Хотите, передам ему, когда он здесь появится?

Я ответила, что будет уже поздно, что мне он нужен немедленно. Он ответил: понятно, – потом наступила долгая пауза, я даже подумала, что он повесил трубку. Нет. Вдруг он сказал:

– Постойте, есть одна идея. Подождите минутку, мадемуазель.

Я слышала теперь на том конце провода какие-то голоса, звон посуды. Я пыталась вспомнить, как выглядит помещение, в котором была два дня назад. Длинная деревянная стойка бара, фотографии грузовиков, попавших в аварию, трехцветные плакаты, извещающие о празднествах 14 июля. Я представила себе, как обедают шоферы-дальнобойщики, круглые следы на клеенке от бутылок с красным вином. Мне вдруг страшно захотелось есть и пить. Со вчерашнего дня я не держала во рту ни крошки, всего лишь выпила две чашки кофе. Раздался чей-то незнакомый голос:

– Алло! Кто говорит?

– Меня зовут Лонго, Даниэль Лонго. Я только что говорила месье…

– А что вам нужно от Улыбки 32 Зуба?

Голос тоже принадлежал южанину со свистящим дыханием, который не скрывал недовольства, что его оторвали от еды. Я начала все сначала, без конца повторяя «простите, месье», «вы же сами понимаете, месье». Он сказал:

– Улыбка 32 Зуба – мой приятель. Поэтому я хочу знать, с кем говорю. Если вы по нему сохнете – это одно, но если у вас что-то другое на уме, ну не знаю, хотите как-то его подставить, то я умываю руки. Понимаете, что я имею в виду? Встаньте на мое место.

И понеслось. Я думала, у меня начнется истерика. Но все равно, когда мне удавалось вставить слово, я старалась говорить заискивающим голосом. Я сказала, что и вправду он как в воду смотрел, я бы хотела встретиться с его другом – он мне назначил свидание, а я не пришла, а теперь, конечно же, очень жалею – такая вот история, он прав. Тут он проявил такую деликатность, что мог бы выдавить слезу из камня, ну, а учитывая, сколько стоит минута разговора, обойдется мне это втридорога:

– Ладно, больше не пристаю. Раз тут любовь-морковь, я молчу. Я не из тех, кто помешает дружку разводить шуры-муры. Но скажите ему, не забудьте, что я встрял в это дело, потому что вам невтерпеж, а то он решит, что я слишком много чешу языком.

Просто сдохнуть можно. В конце концов он сообщил мне, что зовут его приятеля Жан Ле Гевен, живет он в Марселе в районе, который называется Сент-Марта, адреса точного он не знает, но я могу спросить у его фрахтовщика, фирма «Гербачо», бульвар Дам, Кольбер 09–10. Записывать все это правой рукой было бы страшно долго, я заставила его повторить, чтобы запомнить со слуха. Но повесить трубку он мне не дал, продержал еще целую вечность:

– Передайте ему, если он едет в Париж, что на улице Лувра нужно взять четыре тонны. И передайте, что это я, Сардина, вам это сказал. Он поймет. Четыре тонны груза. Улица Лувра. Ну пока, удачи.

Телефонистке еще Париж не дали. Тогда я попросила Кольбер 09–10 и принести обед мне в номер. Меня тут же соединили с фирмой «Гербачо».

– Ле Гевен? – ответил женский голос. – Ой, бедненькая, а он уже уехал. Погодите, он, наверное, сейчас грррузится у причала. Позвоните-ка Кольберрр 22–18, а вдррруг он еще там. Но, знаете, вечером он должен еще забрать свежие овощи в Пон-Сен-Эспри. Так что вряд ли вы его застанете.