Дама в автомобиле, с ружьем и в очках - [20]

– Я хочу услышать, что вы будете ему рассказывать, – сказал Манюэль. – Надеюсь, вы не собираетесь втягивать меня в какие-то неприятности?

Она покачала головой – конечно, нет, но с раздражением – и поднялась со стула; на сей раз отступили они.

– Вы говорите, что я перепутал, Пако перепутали, все на свете перепутали, – сказал Манюэль. – Я не понимаю, чего вы добиваетесь.

– Оставь ее в покое, – сказал Волю.

Когда они вышли из конторы – она первая, за ней агент по недвижимости, потом Волю и Манюэль, – у бензоколонок уже скопилось несколько машин. Миетта, всегда отличавшаяся медлительностью, бегала от одной к другой, явно не поспевая. Девочка играла с другими ребятишками на куче песка возле дороги. Увидев, что Манюэль вместе с дамой из Парижа садятся в старенький «фрегат»[31], она бросилась к ним, растопырив ручки, все лицо перепачкано.

– Иди играй, – сказал Манюэль. – Съезжу в деревню и вернусь.

Но она стояла возле машины и молчала, пока он заводил мотор. Она не спускала глаз с дамы, сидящей рядом с ним. Когда он поворачивал у колонок, Волю и агент рассказывали о происшедшем собравшимся водителям. Он увидел в зеркало заднего вида, что все смотрят им вслед.

Солнце скрылось за холмами, но скоро должно было показаться снова на другом конце деревни, словно повторяя закатные сумерки. Манюэля тяготило молчание, и он сказал даме, что, наверное, поэтому деревня называется Дё-Суар-лез-Авалон [32].

Но она его явно не слушала. Он отвез ее к доктору Тара, тот принимал в своем кабинете на площади возле церкви. Это был высоченный старик, крепкий как дуб, уже много лет подряд он ходил в одном и том же шевиотовом костюме. Манюэль хорошо его знал, потому что Тара был хорошим охотником и к тому же, как и он, – социалистических убеждений; часто, когда он ездил по вызовам, брал у Манюэля его «фрегат», если у его собственного переднеприводного «ситроена» 1948 года выпуска случались, как он говорил, «шумы в сердце». На самом деле, несмотря на неоднократные притирки клапанов, у «фрегата» уже не было ни сердца, ни всего остального, своим ходом он не доехал бы даже до свалки металлолома.

Доктор Тара осмотрел руку дамы, попросил пошевелить пальцами, сказал, что сделает рентген, но похоже, что суставы не задеты, а травмированы мышцы на ладонной стороне. Он спросил, как это произошло. Манюэль держался в стороне – в медицинском кабинете он чувствовал себя, как в церкви по соседству, к тому же его не позвали подойти поближе. Немного поколебавшись, дама ответила, что это был просто несчастный случай. Доктор Тара быстро взглянул на ее правую руку, на которой, однако, не было никаких видимых повреждений.

– Вы левша?

– Да.

– Вы не сможете пользоваться этой рукой дней десять. Могу выписать вам бюллетень.

– Не нужно.

Он пригласил ее в смежную комнату, выкрашенную в белый цвет, там стояла смотровая кушетка, разные склянки, большой шкаф с лекарствами. Манюэль дошел с ними до порога. Вытянутая тень на белой стене – дама высвободила только левую руку, не снимая жакет, но на мгновение Манюэль смог разглядеть загорелую шелковистую кожу ее стройного тела, представить себе под кружевным лифчиком ее твердые налитые груди, неожиданно большие для такой комплекции. Ну а дальше он не осмеливался ни смотреть, ни отойти от двери, ни даже сглотнуть слюну; он чувствовал себя идиотом, и – почему-то – ему было грустно, да, так грустно, хоть плачь.

Доктор Тара сделал снимок кисти, исчез, чтобы проявить его, вернулся, подтвердил, что перелома нет. Он сделал обезболивающий укол, наложил жесткую повязку на распухшую руку, сперва пропуская бинт между пальцами, потом очень плотно обмотав его вокруг запястья. Процедура заняла четверть часа, и все это время они трое хранили молчание. Даже если ей было больно, она не подавала виду. Она либо смотрела на руку в бинтах, либо на стену напротив и несколько раз поправляла дужку очков на переносице указательным пальцем правой руки. Она совершенно не была похожа на человека с помутившимся рассудком, скорее, наоборот, и Манюэль сказал себе, что лучше не пытаться понять, почему она так странно себя ведет.

У нее никак не получалось просунуть руку в узкий рукав жакета. И пока доктор раскладывал все по местам, Манюэль пришел ей на помощь и немного распорол шов. Он почувствовал нежный и светлый, как и ее волосы, аромат ее духов, а потом его обдало чем-то горячим – это был запах ее кожи.

Когда они вернулись в кабинет, Гара стал выписывать рецепт, а она порылась в сумке, извлекла расческу, правой рукой привела в порядок волосы. Она также достала деньги, но Манюэль сказал, что сам разберется с врачом. Она пожала плечами – но без недовольства, это он понял сразу, а от усталости – и положила деньги обратно в сумку вместе с рецептом. Она спросила:

– А когда я себе это устроила?

Доктор Гара недоуменно посмотрел на нее, потому перевел глаза на Манюэля.

– Она спрашивает, когда покалечилась.

Гара вообще ничего не понимал. Он внимательно рассматривал сидящую перед ним девушку, будто видел впервые.

– А сами вы не знаете?

Она не ответила ни словом, ни жестом.

– Черт возьми, полагаю, вы сразу же ко мне обратились, разве не так?