Дальние рейсы - [36]

— Да мне-то что? Жалко, что ли?! — сказала она.

Тогда мы позвали каких-то отставших старушек, погрузились в этот ковчег и устремились к белым аккуратным домикам на противоположном берегу.

Расплатились мы с женщиной лимонадом. Предлагать деньги было как-то неловко. А лимонад — проще: возьмите, мол, владивостокский, издалека привезен. Кроме того, авоська с нашими пайками оттянула мне плечо, и я с удовольствием избавился сразу от трех бутылок.

Благодаря лодке наш маленький коллектив из арьергарда сразу превратился в славный боевой авангард. Мы опередили даже самых быстроногих туристов и не преминули этим воспользоваться. За крутым поворотом на берегу речушки хаотично громоздились большие камни. Обосновавшись в этом живописном месте, мы пропускали мимо себя запыленных собратьев, поддерживая бравыми лозунгами их дух.

— Ничего, ничего, товарищи, теперь скоро, — ласково улыбался Герасимыч.

— Эй, молодежь! Поотстали, поотстали, — укоризненно покрикивал Алексей. — Брали бы пример с нас, что ли!

Но вот появилась Надя, и Алеша сразу стушевался, умолк. Молодая женщина шла со своей десяткой, добрую половину которой составляли уроженцы легендарного XIX века, В окружении седовласых мужей и дам она казалась особенно юной в хрупкой; среди спортивных курток и соломенных шляп ярко выделялись ее зеленая кофточка и красный платок.

Я знал, что Алексей со вчерашнего дня напряженно ждет этой встречи, а уж если мужчина ждет, готовится и волнуется, то он обязательно будет не в своей тарелке, сделается мешковатым, начнет говорить невпопад. Он будет проигрывать в своих глазах, будет мучительно краснеть и ругать себя, не замечая того, что выигрывает в глазах женщины. Если, конечно, женщина хоть немножко психолог.

Ну, что это за встреча посреди дороги?! Надя чуть замедлила шаги. Алексей с трудом пробился через заслон ее спутников, поздоровался. Она ответила довольно холодно. Тогда он почему-то осведомился о ее здоровье. Она сказала: мы поем, а песня строить и жить помогает. Потом она в свою очередь спросила, как это Леша и вся наша могучая кучка очутились вдруг впереди? Алексей принялся объяснять насчет лодки, а на главное не обратил внимания: ведь никому не было до нас дела и никто не знал, где мы, впереди или сзади. А вот Надежда знала. Это кое-что значило… Ну, а Алексей вскоре опять присоединился к нам, так как подопечные Нади кормили ее столь густым разговором, что стороннему человеку и слова некуда было вставить…

Свинцовоплавильный завод — конечная цель нашего похода — оказался действительно необыкновенным. Мы привыкли видеть повое, заглядывать в будущее, а тут как бы обернулись назад. Когда-то давно построили этот завод английские концессионеры, и с тех пор он сохранился почти без изменений. Руда рядом богатая, отходов мало, выгода большая, но труд довольно тяжел, особенно около плавильных печей. Темное помещение озаряется отблесками раскаленной до белого сияния руды. Невыносимо жарко даже в стороне, а рабочие стоят возле самых печей, завешенных, как забралом, снизками тяжелых цепей, чтобы руда не сыпалась обратно. И не просто стоят, а совковыми лопатами бросают руду прямо в жар, в пекло. Лица закрыты масками, тела — комбинезонами. На. ногах — валенки, а цементный пол мокрый, чтобы было испарение, чтобы не задохнуться в сухом воздухе. В: валенках, наверное, безопасней и не скользко.

Бросит человек три-четыре лопаты, отступит в сторону, вытрет пот со лба, вдохнет глубоко ртом — и снова в жар. И опять слепящий блеск, опять раскаленный воздух в лицо, гул форсунок и позвякивание цепей, когда бьет в них лопата.

Моего здоровьишка хватило бы тут часа на полтора, от силы на два. Алексей сказал, что он протянет ноги через десять минут. Могучий Ипполит и уютный Герасимыч на место рабочего ставить себя не пытались: не тот возраст.

Сейчас люди трудятся на заводе по шесть часов, зарабатывают немалые деньги, имеют большие отпуска, отдыхают в санаториях. За рабочими постоянно наблюдают врачи. Но можно представить, какая каторга была здесь раньше, когда возле этих печей трудились часов по десять и не имели никаких благ.

Течет по желобам раскаленная струйка, медленно застывает в формах свинец. Но пока он с примесями. Еще несколько операций — и вот перед нами чудо: тяжелый аккуратный брусок, отливающий серым блеском. Была рыжеватая руда, вроде бы обыкновенная грязь. Вот там она лежит, у входной двери. А здесь готовый металл. А главное — все эти превращения происходят в одной постройке, буквально на глазах. В память об этом маленьком рукотворном чуде туристы уносили с собой кусочки свинца, обламывая с отлитых форм тонкие кружевные закраины.

…На берегу мы заметили, как изменилась погода. Небо затянулось тучами. Не было больше странного тревожного света, зато воздух стал каким-то легким, разреженным.

Короткие минуты затишья сменялись резкими, сильными атаками ветра. Он дул со свистом, трепал одежду, буровил воду в бухте: на ней уже пестрели «стада» чистеньких белых барашков.

До отхода «Туркмении» оставалось еще много времени, но с рейда донесся долгий призывный гудок. Возле причала покачивался плашкоут, на нем собрались те, кто спешил вернуться.