Тут заговорил Тео, хотя сам сто раз предупреждал её по пути, что нужно хранить молчание, чтобы не спугнуть явление. Может быть, реакция Альвы на призраков разочаровала его — он бы хотел, чтобы она ойкнула, затряслась и прижала ладонь ко рту. Может, он принял её молчаливую ошеломлённость за непонимание того, что происходит. А может — позднее Альва думала, что это возможней всего, — мальчишка просто заскучал, глядя на повторение того, что он уже видел не раз, и пожелал обозначить своё присутствие. Он склонился к Альве и прошептал:
— Подожди немного, скоро кончится. Сейчас они пообжимаются вдоволь, и…
Она раздражённо тряхнула головой, и Тео умолк. У подножия валуна повис душок недоумённой обиды.
Впрочем, Альва и не приметила этого. Она была полностью захвачена зрелищем, и неуместный комментарий Тео отвлёк её не больше, чем назойливый писк комара помешал бы пешеходу на шумной улице. Сейчас она была вся там, внизу, с незнакомыми ей взрослыми людьми, сквозь полупрозрачные тела которых мерцала растворённая в воде лунная пыльца. Взаимные объятия несколько утихомирили их страсти. Женщина больше не делала театральных жестов, а просто шла рядом с мужчиной, который тоже стал идти более расслабленно, не той нарочито маршевой походкой, что раньше. Они больше не разговаривали — похоже, каждый смирился со своим положением. Но в чём это положение заключалось и к чему была эта ссора на ночном причале, Альва ещё не понимала.
Но потом, когда мужчина остановился, наклонился, чуть повозился с некой невидимой снастью и лёгким прыжком в сторону ушёл от женщины, которая стояла, соединив руки на груди, ей всё стало ясно. Это движение, этот характерный прыжок были знакомы каждому ребёнку в городке, воздух которого был пропитан солёной влагой. Так моряки отвязывали мелкие суда — яхты, лодки, катера — от пристани и запрыгивали на палубу с тросом в руке. И хотя корабль-призрак, в отличие от своего владельца и её спутницы, не был виден, у Альвы не было никаких сомнений в том, что он там есть.
Вор, или разбойник, или отважный мореход. Так оно и было — но слова эти относились только к мужчине, который сейчас, покачиваясь на волнах вместе с палубой своего незримого корабля, смотрел на ту, кто осталась на пристани. Именно его воля привела этих двоих на причал ночью, именно поэтому он был так насуплен и решителен, и именно поэтому была она так безутешна. Потому что знала, что ей его не остановить — он покинет этой ночью твёрдую сушу и уплывёт от неё далеко. Конечно, Альва многого не знала, да и не могла знать. Навсегда ли расстаются эти двое, или он обещал ей однажды воротиться? Кем она ему приходилась — женой, возлюбленной, сестрой или, может, матерью (расстояние и фосфоресцирующее свечение луны не позволяли определить её возраст)? И в чём причина того, что он так рвётся в море, не дожидаясь рассвета — гоним ли он страхом наказания за свои грехи, или, наоборот, его манит некая мечта, прекрасная фата-моргана за тёмным горизонтом, ради которой он остаётся глух ко всем протестам женщины, которая пришла его провожать? Но разве имело смысл пытаться найти ответы на эти безусловно важные вопросы здесь и сейчас, вернее — там и тогда, на ветхом деревянном причале? Значение для двух человек лунной ночью имела лишь неизбежность разлуки — и неважно, чем она вызвана и когда, может быть, кончится.
И всё же Альва ждала чего-то невероятного — например, что в последний миг женщина вскочит на палубу, решив отправиться в странствие вместе с ним. Или что мужчина сойдёт обратно на пристань, осознав, что не может бросить её ни при каких условиях. Но ничего подобного не произошло — чуть постояв, он отвернулся от неё и пошёл расправлять паруса. Она так и стояла, не отрывая руки от груди, пока он возился в стороне, что-то куда-то таскал, что-то с видимым усилием дёргал, наматывая на рукав. В другом разе эта суета с невидимыми предметами, наверное, показалась бы Альве забавной. Наконец, усилия мужчины принесли плоды — ветер наполнил призрачные паруса, и маленькую фигурку стало сносить в сторону моря. На этот раз он именно что парил над поверхностью, удаляясь от берега и понемногу набирая скорость. Женщина, ставшая живым изваянием, смотрела ему вслед, но мужчина будто позабыл о ней, занятый своими важными делами. Иссиня-чёрная водная пропасть между ними становилась всё шире, и Альве вдруг захотелось подняться и крикнуть: «Обернись! Посмотри на неё хотя бы в последний раз, ну!» Кто знает — может, её звонкий голос пронёсся бы сквозь истончившуюся преграду между временами и что-то поменял там, в прошлом? Или для них она тоже осталась бы бессловесной полупрозрачной фигуркой, еле заметно мельтешащей на вершине утёса?
Но Альва не встала, не закричала. Конечно, она бы никогда не решилась на подобную дерзость, но даже если смогла бы по каплям собрать в себе нужную дозу смелости, её всё равно опередила бы сама женщина-призрак.
Она почувствовала, как завибрировал воздух, будто от эха пушечного залпа. Одновременно женщина на причале бросилась вперёд в рывке отчаяния, простирая руки вслед кораблю. Должно быть,
