Далеко от яблони - [92]

– Мне очень нравится, – говорит Хоакин, и это правда. – Спасибо, Бёрд.

– Не за что, – отвечает она. Поколебавшись, добавляет: – Отличная вечеринка.

– Хоакин! – доносится снаружи. – Мы делаем общее фото, давай сюда!

Он смотрит на Бёрди, Бёрди смотрит на него.

– Прости, – шепчет он.

– Ты сильно меня обидел, – шепчет Бёрди в ответ. – Очень сильно, Хоакин.

– Знаю. Прости меня, Бёрд.

– Без тебя все не так, понимаешь? Как будто чего-то не хватает. – Бёрди нервно заламывает руки. Наверное, холодные, как обычно? Хоакин хочет их коснуться, взять в свои. – Не знаю, кем ты снова войдешь в мою жизнь – парнем или просто другом, но в любом случае ты – ее часть.

– Хорошо, – кивает Хоакин, ведь это на самом деле хорошо. – Обсудим это? Может, завтра?

– Хоакин! – зовет со двора Марк. – Иди скорее, мы фотографируемся!

Головы Хоакина и Бёрди автоматически поворачиваются в сторону двери.

– Иди, иди, – говорит Бёрди. – Сегодня твой праздник, поговорим позже.

Хоакин протягивает ей руку.

– Идем вместе.

Она улыбается. Он сжимает ее ладонь и ведет за собой.

Фотограф расставляет по местам всех гостей, даже музыкантов-мариачи. По одну сторону от Хоакина – Бёрди, по другую – сестры, тетя и родители. Он думает о Мелиссе. Надеется, что она его видит, как и он ее. Он видит ее каждый день. Он сделает все, чтобы Мелисса могла им гордиться.

– Приготовились, на счет «три»! – объявляет фотограф. – Раз, два…

– Три! – в один голос кричат все.

Отличное фото на память, думает Хоакин.

Грейс

Грейс въезжает на парковку на две минуты раньше назначенного времени. В кармане жужжит телефон. Это Рейф.

Поставили на нас 20 баксов?!?!?

Прикинь, да?

– набирает она в ответ.

Я хочу свою долю.

Так и скажу Майе.

Ты уже там?

Только что подъехала.

Ясно. Позвонишь потом?

Ага. Ты классный.

Ты тоже.

Грейс делает глубокий вдох и прячет телефон в задний карман. Она волнуется, но насколько? Чуточку, изрядно или до чертиков? Как бы то ни было, обратного пути нет. Несколько дней назад она побывала в группе поддержки матерей, отдавших детей на усыновление, и твердым, ровным голосом рассказала о предстоящей встрече. Грейс была убеждена, что никогда не сможет говорить о Персик с чужими людьми, однако девушки в группе ее поняли.

Сперва родители онемели от возмущения: как это она поехала к Мелиссе и ничего им не сказала! «Мы ведь обещали тебе помочь!» – кричали они наутро после того, как Марк и Линда увезли Хоакина, а Майя отправилась домой пешком, ответив отказом на все предложения ее подбросить.

Однако мало-помалу защитные барьеры, возведенные Грейс, рухнули: усталость, облегчение и чувство благодарности сделали свое дело. С разрешения Хоакина она взяла из коробки со снимками одну фотографию Мелиссы, и когда положила ее на стол перед родителями, их гнев растаял.

Мама и папа долго смотрели на фото, не говоря ни слова, а потом стали рассказывать. О том, какие чувства испытывали, когда принесли новорожденную Грейс домой, как боялись, что Мелисса передумает и заберет ее назад.

– Нам пришлось ждать девяносто дней, пока решение об усыновлении вступит в окончательную силу, – объяснила мама, а Грейс впервые заметила, что соломинка в ее бокале с холодным чаем изжевана в клочья. – Мы не хотели потерять тебя сразу после того, как обрели.

Грейс поняла, что имела в виду мама. Теперь-то она знает, каково это: что-то потерять и что-то обрести, лишиться одного и найти совсем другое. Грейс знает, как крепко будет держаться за все, что у нее есть, за брата и сестру, которые пришли в ее жизнь. Место в сердце, принадлежавшее Персик, до сих пор пустует, до сих пор саднит болью, но теперь там же, в сердце, появились другие уголки, наполненные любовью, и благодаря им Грейс снова чувствует себя целой.

Каждую ночь она шлет тихую благодарность Мелиссе за выбор этих двоих ее родителями.

Грейс не видела Макса уже несколько месяцев, не видела и ничего о нем не слышала. Мысли о Максе все еще ранят, хотя по большей части Грейс не чувствует к нему ничего, кроме жалости. Она часто думает, что сказала бы ему при встрече. Порой в ванной комнате произносит жаркие речи о том, как «однажды она придет к тебе с вопросами, и тогда ты все ей объяснишь, так что прибереги свои извинения для нее. Мне они не нужны, а вот тебе еще ой как захочется получить прощение». Иногда Грейс плачет, иногда злится, но в основном ей просто хорошо от того, что она отпустила Макса и больше не живет прошлым, а двигается дальше.

Грейс сидит в автомобиле и смотрит на зеленый парк. Снова жужжит телефон. Эсэмэска от Майи.

Удачи!

– и рядом два значка: поднятые вверх большие пальцы.

Следом приходит сообщение от Хоакина:

Да, удачи тебе! Потом набери нас.

Обязательно,

– пишет Грейс. Руки у нее слегка дрожат, пальцы не попадают на нужные клавиши. Она отсылает брату и сестре три сердечка и выходит из машины. Торопливо вытирает вспотевшие ладони о джинсы, на ватных ногах бредет к парку. С погодой сегодня явно повезло. Кажется, она никогда не видела неба такой синевы.

Парк довольно большой, однако Грейс издалека замечает Дэниэла и Каталину. Каталина машет ей рукой. Как только расстояние между ними сокращается, Каталина подбегает к ней и стискивает в объятьях.