Марья Николаевна:
— Немного страшно отпускать девочку так далеко, в такое неспокойное время.
Ольга Васильевна:
— Ты говоришь — неспокойное. Не у нас, на Западе? Я надеюсь, что мы… Подожди. Варвара, кажется, сама идёт ко мне!
Варя тихонько постучалась в дверь.
— Бабушка, ты очень занята?
— Очень. Я тебе нужна?
— Да. Мне поговорить с тобой.
— Опять откопала что-нибудь на чердаке?
— Нет, не откопала. И не на чердаке.
— Ну, войди.
Варя вошла. Ольга Васильевна сидела за столом с раскрытой книгой в руке. Варя осторожно присела на край бабушкиной кровати.
— Я слушаю, — сказала Ольга Васильевна.
— Дело в том… — Варя громко выдохнула воздух. — Дело в том, что ты, конечно, будешь меня ругать… Ой, какая красивая бабочка в окно залетела!
— Очень красивая. И что же дальше?
— Ты, конечно, будешь меня ругать. Но я уже говорила с мамой… (Одна перегородка в комнате тихо скрипнула.) Я всё думала и думала…
— Интересно! И до чего же ты додумалась?
— Ты через неделю правда едешь в Сайгатку?
— Представь себе, правда.
— Ну так вот. — Варя поёрзала и уселась плотнее. — Дело в том, что, видишь ли, в чём дело: тебе совершенно невозможно ехать туда одной!
— Интересно! А хотела бы я знать, кому это возможно сопровождать меня?
— Бабушка, — сказала Варя и сложила на груди руки, — если, например, я разыскала на чердаке старые материалы, которые нужны для экспедиции, которая находится в Сайгатке, которая… Бабушка, ну неужели же ты всё ещё ничего не понимаешь?
— Прекрасно понимаю. А вот теперь давай поговорим.
— Скажите, пожалуйста, новосибирский скорый, отправление девятнадцать ноль три, вагон номер девять, платформа номер…
— Не знаю, я не дежурный.
— Варвара, если ты будешь так мельтешиться, я оставлю тебя в Москве.
— Нет, бабушка, я не буду мельтешиться. Скажите, пожалуйста, новосибир… Ой, опоздали!
Стрелка больших часов дрогнула и перепрыгнула сразу на два деления. Носильщики с чемоданами обгоняли их, приплясывая на ходу. А громкоговоритель повторял: «Граждане пассажиры, продолжается посадка…»
Ольга Васильевна, Марья Николаевна, Наташа и Варя протолкались к выходу на перрон.
Четыре платформы вытянулись вдоль путей. У каждой своя светящаяся таблица: «Алма-Ата, номер девяносто один», «Скорый, номер такой-то, на Горький», «Станция назначения Свердловск…»
— Варвара, нам сюда.
Мимо прогрохотала тележка с посылками. Поезд — как длинный зелёный коридор с окнами и дверями. Над каждым вагоном номерок. Три, четыре, пять… Вот он, девятый! Уф, добрались…
— Сеню, Сеню поцелуй! — кричит кто-то.
— Пирожки с мясом наверх положила-а…
— Бабушка, билеты уже проверяют. Надо сейчас же предъявлять?
— Варвара, повторяю: если ты будешь мельтешиться…
Проводница впустила их с Ольгой Васильевной в тамбур вагона, Марья Николаевна с Наташей остались на платформе.
Наконец Варя, потная, в съехавшем набок красном галстуке, высунулась из окна.
— Наташка, сюда! Устроились здо́рово! Я на верхней!
— Эк, горластая… — шарахнулся кто-то.
Наташа на цыпочках старалась дотянуться до окна. Варя чуть не по пояс свесилась ей навстречу.
— Ух и жарища же здесь!
— Варвара, веди себя прилично.
Мимо вагона, с белым лотком на груди, прошла мороженщица.
— Наташка, мороженое! — заорала снова Варя. — Мама, купи-и!
— Варюша, ну какое может быть сейчас мороженое?
Пассажиры вдруг отхлынули от вагонов. Марья Николаевна подошла, пригнула к себе двумя руками Варину голову и обтёрла платком её вспотевший лоб.
— Смотри, дочь, первый раз в жизни без меня так далеко едешь, — сказала она, и всегда спокойное её лицо побледнело.
— Я смотрю. Ой, мамочка, сейчас трогаемся!
Подтянувшись, Марья Николаевна быстро поцеловала Варю в лоб и по очереди в оба глаза.
Где-то заревел гудок. Варя прижалась носом к лицу матери и вдруг хлюпнула.
— Наташка, поехали!
— До свиданья! Счастливого пути!
Паровоз, точно подумав, дёрнул состав. Концы красного галстука у Вари на груди зашевелились по ветру. Ольга Васильевна положила сзади Варе на плечо руку и крикнула в окно:
— Всего хорошего, Маруся, до встречи в августе!
— Привет Борису!
— Варюшка, до свиданья…
Наташа, подпрыгивая, неслась по платформе. Из окон вагонов высовывались головы пассажиров. Марья Николаевна тоже шла за поездом и махала белым платком.
Может ли быть что-нибудь приятнее?
Вы залезаете с ногами на верхнюю полку, ложитесь животом вниз и смотрите в окно. Ветер раздувает у вас над головой занавеску с шёлковыми бубенчиками. Колёса бормочут: «А всё-таки едем, а всё-таки едем…» Под подушкой лежит яблоко, а за окном…
Елки бегут так быстро, будто наперегонки. Вот пролетело озеро с горбатым мостиком, за ним берёзовая роща… Варя поболтала ногами, вытащила яблоко и откусила сразу половину.
Напротив на полке лежал толстый гражданин в чесучовой рубашке и тоже смотрел в окно. У него были пухлые щёки и круглый, сердечком, рот.
Варя опустила голову.
Бабушка Ольга Васильевна сидела у столика, расстелив на коленях салфетку, и чинила бритвой карандаш. Военный в гимнастёрке с петлицами внимательно читал газету.
— Граждане пассажиры, желаете чаю? Готов! — крикнула в коридоре проводница.
Варя перевернулась и легла на спину. Багажная полка у неё перед глазами вздрагивала. Сбоку на гладком коричневом дереве были написаны две буквы: «В» и «Р», а под ними — «июнь 1941».
