Да здравствует карнавал - [2]

— Отстань, — сказала она, не оборачиваясь, и судорожно сглотнула.

Ей было не по себе от очередного свидетельства здешней простоты нравов.

— Чего ты, глупая, — усмехнулся Коля. — Да они уже высохли все. Ты глянь, это же мумии одни. Фараоны египетские!..

— Заткнись, дурак! — обернувшись к нему, закричала на него Марина, и Коля, все еще улыбаясь, но уже защищаясь, быстро произнес:

— Все, все, молчу…

Он снова выбрался из кареты, прислонился к большому заднему колесу и достал сигарету. Прикуривая, он следил за работой друзей.

Олег нашел точку для съемки, улегшись на землю на другой стороне дороги. Саша уселся ему на ноги для упрочения позиции. Олег провел панораму, прильнув к окуляру камеры, и сказал:

— Вот так и будем снимать. Начали, командир?

— Давай, — позволил режиссер.

Едва только ассистент Коля Затейкин, стоявший у колеса, выпустил первое облако дыма, все внимание конных воинов сразу перешло на него. Они оживились, зашевелились, стали указывать на него руками, загомонили. Хотя этот аттракцион повторялся тоже не в первый раз, значимость его не снижалась, неизменно вызывая всеобщий восторг. Местным жителям это казалось ловким фокусом. Коля к этому эффекту уже привык, тоже улыбнулся в ответ и, стряхнув пепел, помахал воинам рукой. Те отозвались одобрительным гулом.

— Есть, — сказал Олег, закончив съемку.

— Снято, — сказал Саша и поднялся, отряхиваясь от пыли.

Оруженосец радостно затрубил в рожок, и кортеж так же неторопливо, как и прежде, двинулся дальше по лесной дороге.

Скрипели колеса кареты, изнывали от жары воины, скучал барон фон Розенден, и устало млели в глубине кареты члены съемочной группы.

Славный город Тиммесдорф

Городские стены показались сразу же, едва они выехали из лесу. Дорога спускалась вниз, проходила по мосту через небольшую реку и поднималась к городским воротам. Город Тиммесдорф, только недавно отстоявший в очередной осаде свои права, встречал их флагами, развевавшимися на башнях. И хотя вымпел герцога Дюрренштадского возвышался над другими, знамена цехов, землячеств и торговых объединений не теряли при этом своего достоинства. Там, у ворот, сгрудились повозки окрестных крестьян, у которых не было денег для уплаты въездной пошлины, и потому они продавали свою провизию оптовым закупщикам.

Саша Горелов разглядел все это скопление в бинокль, выглянув для этого чуть ли не по пояс из окна кареты.

— Олежек, Коля, давайте на крышу, — приказал он. — Сейчас крутая натура пойдет. Эй, Гуго! — крикнул он кучеру, — останови на минутку.

— Как скажете, мессир, — произнес тот, натягивая вожжи.

Карета стала, и двое молодых людей ловко вскарабкались на плоскую крышу кареты, устраиваясь там для съемок. Саша Горелов специально выбрал эту карету, отнюдь не самую лучшую во владении герцога фон Дюрренштадта, именно за качество ее крыши, которую можно было использовать как съемочный партикабль.

— Снимайте все подряд, — давал последние указания режиссер уже на ходу. — А главное, лица!..

— Буй сделано, — отозвался Коля, а Олег лишь кивнул головой.

Он был немногословен.

Крестьяне высыпали из своих повозок, выстроились вдоль дороги и кланялись барону, снимая шляпы. Какой-то мальчишка хотел было перебежать дорогу, но мать так крепко схватила его за руку, что он заорал от боли.

Улегшись на крыше кареты по разные стороны, Олег с Колей снимали их поклоны и испуганные взгляды, смешанные с искренним недоумением. Эти люди впервые в жизни видели кинооператоров и не знали, что от них ждать.

Барон Эрик фон Розенден ничего этого не замечал, да и в голову ему не пришло бы разглядывать толпу простолюдинов. Еще более высокомерным выглядел молодой оруженосец Клаус, наслаждавшийся своей ролью в этом социальном спектакле. Остановив коня шагах в двадцати от городских ворот, он привстал на стременах, поднял рожок и протрубил, не сдержав улыбки после совершения этого важного геральдического действия.

Из городских ворот на сером коне выехал шультгейс Тиммесдорфа, почтенный Георг Шеффер, за ним выбежали воины городской стражи, быстро выстраиваясь черепахой и выставляя копья. Шультгейс, мужчина почтенного возраста с морщинистым лицом, облаченный в кожаный камзол и светло-зеленый плащ, остановил коня и поднял руку.

— Кто вы такие и что вам надо? — низким голосом выкрикнул он, прищурившись.

Это был церемониал, позволяющий горожанам сохранять достоинство при встрече с посланцами герцога. Конечно, они уже знали, что приехал барон, на это прямо указывал вымпел в руках оруженосца, но привилегии города позволяли им требовать от официальных гостей представления при въезде. Старый Георг Шеффер за свою долгую жизнь немало поборолся за эти привилегии и теперь не преминул их продемонстрировать.

— Барон Эрик фон Розенден! — звонко воскликнул оруженосец. — По повелению герцога Рихарда фон Дюрренштадта!

Только после этого шультгейс неторопливо спешился, снял шляпу и преклонил колено, придерживая своего коня под уздцы. Воины у ворот немедленно расступились, застыв вдоль дороги почтительным коридором. По условному знаку на башне ворот протрубил сигнал горнист.

Оруженосец Клаус восторженно протрубил ему в ответ и первым тронул своего коня к воротам. За ним двинулся весь кортеж, и уже поднявшийся с колена Шеффер с изумлением увидел странных людей на крыше кареты. Он даже был готов заподозрить в этом какое-то глумление над городской независимостью Тиммесдорфа, но явление это было настолько необъяснимым, что не вписывалось ни в какие рамки.