Да сгинет день... - [66]

Нет, не осмелится он поставить Стива на свидетельское место. Он должен держаться тех показаний, которые дал полиции. Он должен делать вид, что был один. На весы будет положено его слово и заявление Босмена. Конечно, поверят ему. В своих мучительных поисках выхода Энтони совсем забыл об одном обстоятельстве, про которое вспомнил только теперь: ведь заявление Босмена было, в сущности, пустой болтовней, которую суд безусловно не станет принимать во внимание, если не будет доказано, что, когда пострадавший делал его, он «ясно сознавал неотвратимую близость смерти».

Но, может быть, Босмен как раз ясно сознавал это? Если в ту минуту, когда он делал свое заявление, он знал, что умирает, судья разрешит принять его заявление к сведению. «Ни один человек не станет отходить к своему создателю с ложью на устах». Таков был принцип, которым руководствовались судьи, присовокупляя — в виде исключения — «заявление умирающего» к уликам. Так что, если будет доказано, что Босмен знал о близости своей смерти, заявление его будет не только зачитано в суде, но еще и может послужить решающей уликой.

— Вот вам вода,— сказал доктор Манро.

Энтони, вздрогнув, выпрямился. Он не слышал, как доктор вернулся в комнату. Осушив стакан, он яснее осознал стоявшие перед ним трудности. Если бы Джин в самом деле находилась за портьерами, это было бы серьезным обстоятельством, говорившим против него. Но ее там не было, и доказать это нетрудно. Джин сама покажет это. Однако, раз ее там не было, чем он объяснит суду свое нежелание впустить Генри в спальню?

Ну, а что сказать про окурки сигарет со следами губной помады, две чашки и чайник с еше теплым чаем? Как это объяснить? И к тому же он заявил, что был вечером на балете с Джин. Сможет ли кто-нибудь в Эвонд-Васте сказать, когда именно Джин вернулась домой? У нее ведь собственный ключ, и она всегда старается потихоньку проскользнуть к себе в комнату, чтобы никого не будить.

А что если не поверят ни ему, ни Джин? Что если суд примет на веру заявление Босмена? Что если медицинская экспертиза покажет, что он ударил Босмена в подбородок? Как он объяснит, почему он это сделал? Во всяком случае, какое-то объяснение ссоре надо найти — такие вещи не происходят ни с того ни с сего.

Энтони повернулся к доктору Манро.

— Отчего он все-таки умер? — спросил он.

— От повреждения черепа с последующим кровоизлиянием. Но будет, конечно, вскрытие.

Пока Энтони ехал домой, он обдумал и ясно представил себе, что его ждет. Если заявление Босмена будет принято во внимание и сочтено неопровержимой уликой против него, придется вызвать Стива, чтобы он разъяснил, что Босмен первый напал на Энтони и что это он, Стив, а не Джин, пил чай из второй чашки. С другой стороны, если Стив появится на свидетельском месте, их родственные узы будут тут же установлены, и еще надо будет объяснять, почему Стива не было, когда прибыл доктор Манро, скорая помощь и полиция, а также почему он, Энтони, сказал полиции, что был один. Объяснение же всему этому могло быть только одно: боязнь привлечь внимание к цвету кожи Стива — неопровержимому доказательству того, что в жилах обоих братьев текла смешанная кровь.

XLVI

Вернувшись к себе домой, Энтони застал Стива, который дожидался его. Долго сидели они, и Энтони рассказал брату об отношениях, сложившихся между ним, Босменом и Джин. Он рассказал ему также о своей любви к Рэн и о том, что она замужем. Брат не только сочувственно отнесся к его рассказу, — он отлично понимал, какая трагедия угрожает Энтони.

— Мне так жаль, что я вообще позвонил тебе, — сказал Стив, с трудом произнося слова.

— Не говори глупостей, ты правильно поступил, — это было все, что мог сказать Энтони. —К тому же нечего вспоминать прошлое. Надо всегда смотреть вперед.

— Как бы то ни было, Энтони, ты можешь всецело рассчитывать на меня. Я тебя в беде не оставлю.

Энтони быстро взглянул на Стива, как бы проверяя, искренно ли он это сказал. Как мог бы он винить Стива, если бы тот, затаив обиду, решил бросить старшего брата, предоставив ему самому выпутываться из этой ужасной истории? Энтони ведь прекрасно понимал, что подло вел себя со Стивом.

Но, посмотрев в лицо брату, он увидел, что во взгляде его нет и следа обиды или жажды мщения. Глаза Стива смотрели спокойно и твердо, говоря о желании помочь.

Энтони знал теперь, кто из них двоих лучше... и сознание это глубокой болью отозвалось в его душе.

Он сказал:

— Мне хотелось бы, чтобы ты остался еще на несколько дней, пока не выяснится положение.

— Да, я, конечно, побуду.

— Я оплачу тебе обратный проезд и все дополнительные расходы, которые вызовет эта задержка.

— Не думай об этом, Энтони... для меня сейчас самое главное — вытащить тебя из беды, — сказал он, кладя руку на плечо брату.

Они договорились встретиться снова во второй половине дня.

Как только Стив ушел, Энтони поехал в гостиницу к Рэн. Когда он вошел к ней в номер, она сидела у окна и читала. Она поджала под себя ноги и медленно, лениво поглаживала колени указательным пальцем. Он заметил, что ее ноги без туфель кажутся совсем маленькими, как у ребенка.