Да сгинет день... - [62]

— Ты хотел рассказать мне о своей любимой девушке, — сказал Энтони, чтобы вызвать брата на разговор.

Стив помолчал, потом неуверенно начал:

— Мы знакомы уже около года. У нас общие интересы и...

Оба одновременно взглянули друг на друга, услышав какой-то звук, словно кто-то поворачивал ручку входной двери. Энтони вспомнил, что не запер ее.

— Кого это чорт несет так поздно? — прошептал Стив.

Дверная ручка продолжала скрипеть. Этот звук отозвался во всем теле Энтони: все его нервы заныли, как бывает, когда зубной врач чистит бормашиной испорченный зуб. Он вскочил и осторожно просунул голову между портьерами. Дверь медленно отворилась, и Энтони увидел перед собой пару светлосерых глаз, прикрытых набухшими веками. Предчувствие беды пронизало его.

Пришелец слегка пошатывался.

Что ему нужно в такое время ночи? Откуда он? Быть может, он видел, как Стив входил в квартиру? Мысль об этом привела Энтони в ужас. Последние дни Генри Босмен вел себя так, что от него можно было всего ожидать — любой гадости, а тут ему представлялась полная возможность дать выход своей злобе.

Энтони поспешно взглянул через плечо. Стив сидел на постели. Белки его глаз отчетливо выделялись на темном лице, рот был открыт. Энтони заметил снова, как они похожи, несмотря на то, что кожа у них разного цвета. Черты лица совсем одинаковые. Тот же прямой нос, тот же лоб, те же густые брови, тот же разрез глаз. Такой, как Босмен, с его холодной проницательностью, сразу заметит это. В одно мгновение Энтони увидел, как его карьера, положение в фирме, уважение Хартли — все рассыпается в прах. Случай играл на руку Босмену.

Но мысль о Рэн затмила все другие мысли об угрожавших ему бедах и позоре.

На какой-то миг Энтони увидел Рэн: ее улыбку, ее сияющие добрые глаза, все выражения ее лица — от страсти до усталости, — ее смех и печаль, веселость и скуку. Если его мрачная тайна будет раскрыта, ведь и она пострадает от этого. Нет, Босмен не должен видеть его рядом со Стивом. Не должен видеть их вместе!

Он метнулся обратно к Стиву и прошептал:

— Спрячься, пожалуйста, спрячься. Я все объясню потом. — Он жестом указал ему под кровать. Пораженный Стив медлил. Энтони грубо схватил его и чуть не насильно затолкал под кровать. — Что бы ни случилось, не вылезай оттуда, — просительно сказал он, а сам поспешно шагнул за портьеры навстречу Босмену.

— Добрый вечер, — сказал он возможно спокойнее, — чему я обязан чести вашего странного посещения?

— Добрый вечер. — От Босмена сильно несло спиртным. — Решил заняться небольшим расследованием. Вот и все.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Энтони.

Он почувствовал себя несколько увереннее. Если произойдет потасовка, он сумеет дать Босмену должный отпор, а то так и проучит как следует.

Медленно растянув губы в многозначительную улыбку, Босмен взял пепельницу. В ней еще лежали остатки сигарет, которые курила днем Рэн. Они отличались от окурков Энтони тем, что были хоть и слабо, но все же окрашены губной помадой.

— Две сигареты в темноте? — заметил он.

Губы его были сжаты в тоненькую полоску — как и в тот день, подумал Энтони, когда они обсуждали систему судопроизводства у них в стране. Босмен поставил на место пепельницу и молча указал на красные ободки на окурках сигарет. Потом обвел жестом две пустые чашки, из которых только что пили Энтони и Стив.

— ...и чай вдвоем, — добавил он.

Босмен продолжал ухмыляться. Говорил он запинаясь, с трудом ворочая непослушным языком.

— К чему это вы ведете? — запальчиво спросил Энтони. Он изо всех сил старался держаться и говорить как обычно. Но произнося эту фразу, он вдруг почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Босмен приподнял плечи, нагнул голову и нетвердо шагнул в направлении портьер.

— Нечего меня обманывать. — Он указал в сторону спальни. — Я знаю, кто у вас там. Вы привезли сегодня к себе Джин.

— Вы с ума сошли! — воскликнул Энтони, шагнув вперед и становясь так, чтобы Босмен не мог пройти, не толкнув его.

— Ну, а если я ошибаюсь, — сказал Босмен и в голосе его прозвучало злорадство, — то это легко доказать. Дайте мне пройти туда.

И он попытался отстранить Энтони. Но Энтони ни на шаг не сдвинулся с места.

— Простите, — сказал он сквозь зубы, — но вы туда не пройдете.

— Значит, я прав. Джин, которая, видите ли, слишком целомудренна, чтобы зайти к мужчине на квартиру, ночует сегодня у вас. — Он возвысил голос, как бы для того, чтобы она его услышала. Затем рассмеялся долгим визгливым смехом. — Да ну же, выйди, Джин! — крикнул он.

— Джин нет здесь.

— Ты лжешь!

— Знаете что, — услышал Энтони собственный голос, — это моя квартира и лучше убирайтесь подобру-поздорову, пока я вас не вышвырнул! Вы пьяны. Идите домой и проспитесь.

Босмен шагнул вперед и угрожающе приблизил свое лицо к самому лицу Энтони. А Энтони подумал: как это странно, что он способен в подобную минуту спокойно рассматривать Босмена, — даже заметил, что на подбородке, в ямочке, у него наклеен кусочек пластыря. Должно быть, он порезался во время бритья. Пластырь был розовый, липкий. Он двигался вверх и вниз, когда Босмен говорил.