Цветы ядовитые - [6]

— Нет, но зачем ему лгать? Он чётко сказал, что на записи от двадцать девятого были только Елена Петровна и я, причём я — последняя.

— Мда… странно. — Я задумалась. — Если араб отравил девчонку сам, зачем ему поднимать кипеж? Если он умолчал о ком-то, собираясь этого кого-то шантажировать, то почему рассказал о записи всем? Понятно же, что теперь придётся передать её полиции… Слушай, а ты не помнишь, когда этот умелец, земляк Фаршада, приходил вешать бра?

— День не назову, но умельца помню хорошо. Мы как раз ужинали, когда он пришёл. Раздался звонок, Ник пошёл открыть дверь. Мы прислушались. Парень по-русски говорил очень плохо, только имя Фаршада и можно было разобрать. Ник не стал с ним объясняться, провёл гостя в столовую. Фаршад, скотина, даже не привстал. Сказал парню пару фраз по-арабски, ключи от люкса швырнул, и как ни в чём бывало продолжал лопать. Так и просидел с нами, пока умелец дрелью жужжал. Только потом, когда парень выглянул и поманил его, изволил выйти.

— А кто-нибудь из ваших к Фаршаду в тот вечер заходил? Пока у него был мастер?

— Нет. Мы после ужина кино смотрели. «Одинокого рейнджера». Весь вечер, как загипнотизированные, в экран пялились.

— Так… — Минуту-другую я барабанила пальцами по столу, выстукивая увертюру из «Шерлока Холмса». Потом встала. — Мне нужна информация. Пошли на факультет.

— Кать, ты чего? Какая информация? Кто нас пустит на факультет в десятом часу?

Я бросила взгляд на часы.

— Действительно… Придётся идти на поклон к Захарову, клянчить его ноут со встроенным модемом.

* * *

Увидев имя Елены Петровны Зуйковой в списке авторов сборника статей, выпущенного кафедрой арабской филологии филологического отделения ИСАА в 1993 году, Ирка ахнула:

— Неужели она?..

— Ты имеешь в виду — отравила племянницу? Нет, думаю, её вина существенно скромнее. Она знала, что Фаршад подозревает Снежану в краже денег. Знала с самого начала. Он ведь не утруждал себя соблюдением правил хорошего тона, верно? Значит, вполне мог трепаться по телефону с кем-нибудь из соотечественников в её присутствии. Чего стесняться тётку, которая тебя обслуживает? А тётка ничем не выдала своей осведомлённости. Не поговорила с племянницей, не кинулась искать в её вещах деньги, не воспрепятствовала тому, чтобы Снежана продолжала убирать «люкс». Немного странное поведение для любящей тётушки и щепетильной хозяйки, которая дорожит репутацией своего заведения, да? А отгадка проста: тётушка одобряла план Фаршада. Очень ей хотелось выдать племянницу за богатого араба. И с нефтяным князьком породниться, и сиротку сбагрить, при виде которой у душки-Ника слюнки текут. А девушка, как назло, на араба не смотрит, намёков не понимает. Но, если поймать её на воровстве с поличным, припугнуть тюрьмой, наверняка станет сговорчивее.

— Кать, да с чего ты взяла, что всё было так? Что Елена Петровна знала о краже и планах Фаршада?

— А тебе самой не показались нелепыми её объяснения? Это нормально — найти в чулках покойной племянницы заначку и тут же заподозрить её в воровстве? При том, что никто о краже не заикался? Почему не предположить, что девочка всю жизнь копила деньги и привезла их ещё из Вологды? Выиграла в лотерею? Заняла у кого-нибудь? Нашла кошелёк на улице? Но мало того, что твоей хозяйке не пришёл в голову ни один из этих невинных вариантов, так она ещё и с находкой своей обошлась до невозможности оригинально. Представь: ты находишь у кого-то из своих близких деньги, уверяешь себя, будто они украдены, прикидываешь, кого бы могли обворовать. Неужели ты подбросишь их предполагаемой жертве, даже не попытавшись узнать, имела ли место кража?

— Ну… Не знаю. Пожалуй, и правда, странный поступок.

— Более чем.

— Ладно, убедила. Да, я понимаю: если Елена Петровна подбросила деньги, зная о видеокамере, то она не убивала. Зачем напоминать о краже и видеозаписи, если знаешь, что Снежана не ходила на балкон, что на записи её не будет, и такая удобная версия самоубийства может рухнуть?

— К тому же, какой смысл пробираться к цветку по-пластунски, чтобы не попасть в объектив, если до этого она подходила к балкону совершенно открыто? Вот о чём твоя хозяйка точно не могла знать, так это о том, что ты обратишь внимание на её олеандр и запомнишь его нетронутым.

— Но кто же тогда убийца? Ты знаешь?

— Догадываюсь. И об этом, о том, кто на самом деле воровал у араба деньги, желая подставить Снежану. Будь воровкой Снежана, она попалась бы в Фаршадову ловушку. Как ты понимаешь, девочка с вологодчины вряд ли учила арабский.

Я стёрла в окошке поисковика предыдущую надпись и вбила «общество российско-арабской дружбы». Первая же ссылка на открывшейся странице вела на официальный сайт общества, на главной странице которого предлагалось меню с пунктом «расписание мероприятий». Щелкнув по нему, я выделила надпись «курсы арабского языка» и повернулась к Ирке.

— Не может быть! — Она прижала ладони к щекам. — Сэми не могла! Она же законопослушная американка! Она притворяться не умеет!

Я пожала плечами.

— Тем не менее Сэми долгое время успешно дурила вам голову, открыто нападая на араба и путаясь с ним тайком. Ты действительно веришь, что после такого красавца она могла запасть на Жорку, вся прелесть которого заключается в умении петь задушевные бардовские песни? При том, что это песни чужой ей культуры и совершенно не похожи на американскую попсу, которую Сэми слушает днём и ночью? Мне кажется, логичнее предположить, что она с Жоркиной помощью развила свои актёрские способности. Только это ей не помогло. Фаршад по-прежнему не замечал ничего и никого, кроме Снежаны. И даже не поленился дать в морду её обидчику: для человека, презирающего женщин как класс, поступок, согласись, неординарный. Наверное, он стал для Сэми последней каплей. Толчком за грань — туда, где решение уничтожить соперницу представляется и разумным, и морально оправданным.