Цветы всегда молчат - [8]

Пол был несказанно благодарен своему куратору, что тот отправил его изучать вольные города. Прежде Полу это явление было интересно лишь с точки зрения теории права. А теперь… Как там выразился Спарроу: «Добавился и личный интерес».

Молодому Грэнвиллу очень нравилось, что его спутница не сыплет словами, как многие ее сверстницы, а больше молчит. Или время от времени дарит ему чуть смущенную светлую улыбку. Рядом с Мифэнви было так чудесно молчать.

Наставница принцессы, миловидная старушка в шляпке с невозможно огромными цветами и в фиолетовой шали, оказалась очень тактичной: увидев взаимную заинтересованность молодых людей, она следовала за ними на почтительном расстоянии.

Должно быть, это обстоятельство и то, что ему дано было милостивое разрешение называть принцессу просто по имени, заставили Пола решиться и, нежно взяв свою спутницу за руку, он сказал:

– Мифэнви, что бы вы ответили, если бы я, после нескольких часов знакомства, сделал вам предложение?

– Есть вещи, для которых, чтобы разглядеть их суть, требуются годы, а есть то, что понимаешь сразу, – порозовев, смело ответила она. – Я бы обиделась, не сделай вы этого.

– Тогда, – пылко заявил он, прижимая ее ладошку к груди, где трепетно и торжественно билось сердце, – Мифэнви Лланруст, станьте моей женой!

– С удовольствием, Пол Грэнвилл. И я думаю, мы сегодня же, на балу, должны объявить о нашей помолвке. То-то батюшку хватит удар.

Теперь уже обе ее ладошки в голубых перчатках он страстно прижимал к груди. А она смотрела на него светлыми сияющими глазами. И осень бросала им под ноги все свое великолепие.

Правитель Лланруста не совсем король. Но Дориану нравилось именоваться Пятым, носить корону и использовать название города в качестве своего родового имени. А еще он тайно мечтал о выгодном династическом браке, хотя точно знал, что Мифэнви сама изберет себе спутника жизни и он не станет этому противиться – все-таки единственная обожаемая дочь.

И вот теперь, когда его маленькая Мейв стояла перед ним, склонив голову, а рядом с ней находился красивый юноша с упрямым взглядом, Дориан четко понимал, что девочка выросла и вольна сама выбирать свою судьбу.

Он вальяжно спустился с трона, проковылял к ним и, соединив руки влюбленных, произнес:

– Ну что ж, раз вы уже все решили, мне остается только благословить вас. И знаете что, Грэнвилл, берегите ее – она у меня такая хрупкая.

Пол с нежностью посмотрел на рыжеватую макушку своей невесты – теперь уже точно невесты! – и заверил будущего тестя:

– Обещаю беречь вашу дочь пуще собственного сердца.

– Вот и славно! Да вы со свадьбой-то не тяните – я внуков хочу!

При этих словах Мифэнви зарделась и спрятала личико на груди у своего избранника.

– Идите танцуйте, это будет дивный бал!

И они танцевали, и смеялись, и парили среди звезд. И музыка, которой всегда был полон замок правителя Лланруста, казалось, звучала только для них.

После очередного тура вальса Пол наклонился к своей спутнице и шепнул:

– А вот теперь пора!

– Что же? – удивилась она.

– Похищать вас, – сказал он и увлек ее за собой в зимний сад.

Через огромные окна лился яркий лунный свет, придававший всем предметам фантасмагорические очертания. Экзотические растения затеяли на стенах постановку театра теней. А Мифэнви, в платье цвета шампанского и с крохотной короной на голове, сияла только для него.

Пол обнял ее и, глядя в прекрасные сияющие глаза, начал:

– Пока я не встретил вас, Мифэнви, я не верил, что можно влюбиться с первого взгляда…

– Глупый! Молчи! – перебила она и, приподнявшись на мысочки, поцеловала его. Неумело. Быстро. Но то был восхитительный поцелуй.

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

Мифэнви проснулась и по-детски, кулачком, потерла глаза. Она не помнила, когда перебралась на кровать, и как уснула, и почему укрыта одеялом. Наверняка Колдер заходил ее проведать. Сколько бы он ни говорил, что ему все равно, в каких она будет условиях, сам же первый кинется проверять, все ли у нее хорошо.

Ах, Колдер…

Нужно скорее вставать, пока Колдер и Латоя не встретились и не полетели искры.

Мифэнви вызвала служанку и распорядилась доставить из кухни горячей воды. Немногим позже, приведя себя в порядок, она спустилась в столовую, чтобы велеть накрывать ужин.

Латоя уже была там, на этот раз она облачилась в вызывающе лиловое платье и прохаживалась, по-хозяйски заглядывая в каждый уголок.

– А здесь мило! Я-то думала, что ваш Глоум-Хилл – как гроб, весь в красном бархате. А тут уютненько. И салфетки – шарман-шарман, как говорит моя маман. Тончайшие! Скажешь потом, откуда такие?

Мифэнви растерялась, оглушенная таким градом слов.

– Я уже говорила тебе, что Глоум-Хилл изменился. А салфетки… Я связала их сама… Меня тетушка научила. Она когда-то жила в Брабанте…

– Это же сколько нужно терпения! – воскликнула Латоя.

– Вдовство отлично учит многим добродетелям, – спокойно парировала Мифэнви.

Вошла повариха, и женщины погрузились в обсуждение вечернего меню.

Круглая комната-подиум, которую Мифэнви для себя прозвала рояльной, примыкала к столовой. И сейчас Латоя добралась до инструмента и стала терзать его. Каждый неверный звук резал тонкий слух леди Грэнвилл, как крик о помощи. Она морщилась и все время извинялась перед поварихой Ханной за свою растерянность. Наконец, попросив Ханну не забыть о пудинге с персиковыми цукатами, она поспешила на выручку роялю.