Цветы в огне войны - [42]

Таня, дед Гриша и бабка Ховра оказались в составе большой группы мирных жителей, куда попали и люди из других селений. Их всех согнали к кордону Коломен. Именно здесь колхозом были построены летние сараи для скота, в эти сараи и загнали всех людей. Бабка Хвора, горестно заметила: «Вот видите, и сараи пригодились, теперь вместо скота будем в них жить мы».

Вокруг сараев ходили часовые и смотрели за порядком среди пленных. К вечеру набросали в сарай, как скоту, вареную свеклу, турнепс, вареную прошлогоднюю картошку. Люди неохотно жевали, хотя есть очень хотелось.

– Вот тебе и новая власть, показывают, что мы для них значим уже сейчас. В этом и заключается их забота о нас, как к скоту относятся. Понемногу становится понятно, что будет дальше, – с тоской проговорил дед Гриша.

Народ, в основном, только Матрена Данильчиха завела разговор: «Надо ж, семью отца Александра расстреляли, ироды, грех то какой, что ж после этого от них ждать нам?».

Люди стали потихоньку всхлипывать, вспоминая каждый о своем.

– Не пришлось их даже придать земле, всех хоронили, а тут не смогли, нехорошо получилось, – продолжала Матрена.

– Найдутся люди, похоронят. Ладно, оставим этот разговор, надо спать как-то укладываться, – с болью в голосе сказал дед Гриша.

Он нашел охапку прошлогодней соломы, постелил ее, и все родные улеглись рядышком. Танюша пригрелась около дедушки и забылась во сне. Ей приснилась подружка Оля, поповская дочь, в руке у нее был крест, а второй рукой она махала Тане и ласково улыбалась. Под утро Таня проснулась от холода, деда рядом не было.

– А где же дедушка? Куда он делся? – спросила Таня его дочь, Матрену.

– Тише, ушел дед Гриша по делу, скоро вернется.

Когда стемнело, а часовые ушли спать, дед Гриша разыскал среди спящих деда Борму, потряс его за плечо:

– Хватит спать, пойдем сюда, дело есть важное и срочное.

– Какое дело? Что ты опять надумал, Григорий? – поднял голову дед Борма.

– Мы с тобой должны этой ночью похоронить отца Александра и Олю. Иначе я не смогу спокойно спать всю оставшуюся жизнь. Кроме нас это сделать будет некому. Да и матушка попадья в углу лежит, все время плачет, не могу спокойно смотреть на нее. Люди ей помогают, совсем она рассудка лишилась. Не знаю, выживет ли? – шептал ему дед Гриша.

– Как мы отсюда выберемся, ты знаешь? – Борма встал, отряхиваясь от соломы.

– Охраняет нас сегодня ночью, Васька Грибачев, он у них вроде за старшего. Схожу, порошу, может быть, он отпустит нас.

Григорий тихо подошел к двери сарая, толкнул ее.

– Кто там, чего надо? – послышался голос часового.

– Слышишь, Васютка, это я, дед Гриша. Открой, дело есть!

– Чего тебе нужно? Говори быстрей, не положено мне с вами разговаривать.

– Отпусти нас с Бормой похоронить отца Александра, предать их тела земле по христианскому обычаю. Горе то какое у нас всех! Сам понимаешь, грех большой, если мы не сделаем этого.

– Ты в своем уме?! Ты знаешь, чем все это светит не только вам, но и мне тоже?! Расстреляют и вас и меня враз.

– Да не бойся, ты же знаешь меня, тихо все будет. Нам два часа хватит, вернемся к рассвету, все еще спать будут. Ты же утром сменишься, все будет хорошо, мы не подведем тебя. Ведь отец Александр крестил детей, а мы с тобой кумовья.

– Ладно уж, идите, Бог с вами, похоронить отца Александра – дело христианское. Но обещайте вернуться к рассвету, иначе все погибнем. Возьмите в углу лопату, топор, ножовку.

Григорий и Борма взяли лопаты, топор, тихо крадучись, пошли дорогой, только им известной. Шли они быстро. Низко стелился утренний туман, где-то неподалеку перекликались ночные совы. Старики вышли на поляну, где лежали тела убиенных. Поляна освещалась лунным светом, и это помогло работать. Свет луны отражал торжественность и покой этих святых и праведных людей, погибших за правое дело, за родную землю.

Григорий и Борма выкопали две неглубокие ямы на склоне опушки. Рядом рос большой куст цветущей калины. На дно могил постелили можжевельник и ранний мох. Перед укладкой тел, поправили их одежду. В руки отцу Александру вложили крест, который валялся рядом с ним.

Рядом с Олей лежал разбитый флакон духов, подаренный ей Николаем, ее любимым человеком. Приятный запах, они почувствовали, а флакончик положили Оле в изголовье. Постояли, помолчали, а затем прочитали молитву за упокой их душ. На обе могилы установили самодельные кресты, наспех сделанные своими руками.

«Да очень жаль этих людей, ведь девушка очень молодая, ей бы жить, да деток рожать, а немцы никого не щадят», – с горечью подумал дед Гриша.

Немного постояв, они решили идти назад, дело шло к рассвету. На душе сразу как-то посветлело от того, что по-христиански предали людей земле. Шли старики через кордон, за их спинами, на опушке, плакал рыдальщик-кулик. Этот плач напоминал слезы по святым душам. На траву ложился туман, превращаясь в капли росы, но это были не капли росы, а слезы Святой Богородицы по усопшим отцу Александру и его дочери.

Когда они подошли, Васька весь кипел от негодования:

– Уже светает, а вас все нет и нет, почему возитесь так долго? Быстро инструмент на место, а сами в сарай! Вот-вот выйдет немецкий патруль с проверкой. Все нормально, похоронили?