Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - [646]
Услаждали пирующих по приказанию Чуньмэй певицы Хайтан и Юэгуй. Когда солнце стало склоняться к западу, а после небольшого дождичка повеяло прохладой, Чуньмэй подняла большой золотой кубок-лотос и предложила выпить. Вино уже обошло несколько кругов, и захмелевшая Сунь Вторая удалилась к себе в спальню, оставив Чуньмэй наедине с Цзинцзи в беседке среди цветов. Они продолжали провозглашать один тост за другим и играли на пальцах. Через некоторое время служанка внесла обтянутый газом фонарь. Кормилицы Цзиньгуй и Юйтан унесли Цзиньгэ, которому было пора спать.
После проигрыша Цзинцзи, не осушив штрафного кубка, удалился к себе в кабинет. Чуньмэй послала за ним Хайтан, но он не появлялся. Тогда она наказала Юэгуй:
— Если не пойдет, притащи. А то десяток пощечин у меня заработаешь.
Когда Юэгуй вошла в кабинет, Цзинцзи уже успел лечь поперек кровати навзничь и громко храпел. Как она ни старалась, ей так и не удавалось его добудиться.
— Вас матушка приглашает, — повторяла она. — Пойдемте, а то мне из-за вас попадет.
Наконец Цзинцзи что-то пробурчал себе под нос.
— Ну и попадет, а мне-то что! — проговорил он. — Я пьян, с меня хватит.
Юэгуй потянула его к себе.
— Я вас доведу, дядя, — толкая Цзинцзи, говорила она. — У меня силенки хватит — не из слабого десятка!
От толчков в голове у того прояснилось. Однако он, уже прикидываясь совсем пьяным, будто в шутку заключил Юэгуй в свои объятия и, благо было темно, поцеловал.
— Его зовут по-хорошему, — повышенным голосом заговорила служанка, — а он себе вон что позволяет! Не совестно ли!
— Дитя мое! — обратился к ней Цзинцзи. — Если ты не против, то зачем к совести взывать!
Он еще раз поцеловал Юэгуй, и они пошли к беседке.
— Мне приказано вас привести, дядя, не то от матушки достанется, — говорила Юэгуй.
Чуньмэй велела Хайтан наполнить большие кубки и села с Цзинцзи играть в шашки, а кто проигрывал, тот обязан был осушать кубок. Пока они играли одну партию за другой, зевавшие служанки удалились на покой. Остались только Хайтан и Юэгуй, которых Чуньмэй послала за чаем, и они с Цзинцзи остались в беседке одни. Пояс с подвесками ослаб и обнажился ее стан — нефритовое изваяние. Алые уста источали нежнейшее благоуханье.
Да,
Они как раз предавались любовным усладам, когда Хайтан внесла чай.
— Матушка, вас к Цзиньгэ просят, — сказала служанка. — Мальчик проснулся. Плачет, вас зовет.
Чуньмэй с Цзинцзи осушила еще два больших кубка, потом прополоскала рот чаем и удалилась в дальние покои. Служанка стала убирать посуду, а Сиэр, поддерживая Цзинцзи, повел его в кабинет на покой, но не о том пойдет речь.
Однажды Его Императорским Величеством был издан эдикт, согласно которому начальнику гарнизона Чжоу с пешими и конными войсками приказывалось присоединиться к частям правителя Цзичжоуской области Чжан Шуе и вместе отправиться в карательный поход на гору Лян с целью истребить разбойников во главе с Сун Цзяном.[1737]
— Береги сына! — наказывал начальник Чуньмэй перед самым отбытием. — Да позови сваху. Надо будет брату твоему найти подходящую пару. А я его имя на всякий случай в воинскую часть внесу. Если все пойдет удачно и мы вернемся с победой, государь император не оставит нас своими милостями. И ему, смотришь, чин какой перепадет. И тебе будет лестно и приятно.
Чуньмэй в знак согласия кивнула головой. Дня через два или три вещи были собраны, и воевода Чжоу во главе пехоты и конницы отправился в поход. Взял он с собой только Чжоу Жэня, а Чжан Шэну с Ли Анем поручил присматривать за домом, но не о том пойдет речь.
Однажды Чуньмэй позвала тетушку Сюэ.
— Вот дело-то какое, — начала хозяйка. — Батюшка перед отъездом просил меня позаботиться о женитьбе моего брата. Нашла бы ты ему подходящую пару, девушку лет шестнадцати или семнадцати. Только чтобы собой хороша была, умна и расторопна. А то у него нрав сама знаешь какой!
— Как не знать! — воскликнула сваха. — Лучше не говорите, дорогая! Он и первой-то своей недоволен был.
— Смотри, не угодишь, пощечин у меня заработаешь! — предупредила Чуньмэй. — Ведь она ко мне в дом невесткой войдет. Дело нешуточное!
Чуньмэй велела служанке угостить сваху чаем. Тут к ним вошел сам Чэнь Цзинцзи и сел за стол.
— А, это вы, зятюшка Чэнь! — воскликнула сваха и поклонилась. — Давненько не видались. Где пропадали, почтеннейший? А вам счастье улыбается. Матушка только что распорядилась вам невесту подыскать. Чем же вы, почтенный сударь, благодарить меня будете?
У Цзинцзи вытянулось лицо. Он не проронил ни слова.
— Иль у тебя язык отнялся, зятюшка, — продолжала сваха.
— Да не называй ты его зятем! — вставила Чуньмэй. — Что было, то прошло. Он — дядя Чэнь, так его и зови!
— Виновата, матушка! — спохватилась сваха. — Опять проклятый язык не так повернулся. Больше не буду. Стану тебя звать дядюшкой.
Цзинцзи не выдержал и, прикрывая полный рот, засмеялся.
Впервые изданный в 1859 г. сборник Rubaiyat of Omar Khayyam познакомил читающую по-английски публику с великим персидским поэтом-суфием и стал классикой английской и мировой литературы. К настоящему времени он является, по мнению специалистов, самым популярным поэтическим произведением, когда-либо написанным на английском языке. Именно написанном — потому что английские стихи «Рубайат» можно назвать переводом только условно, за неимением лучшего слова. Продуманно расположив стихотворения, Фитцджеральд придал им стройную композицию, превратив собрание рубаи в законченную поэму. В тонкой и изящной интерпретации переводчик представил современному читателю, согласуясь с особенностями его восприятия, образы и идеи персидско-таджикских средневековых стихов.
Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.