Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - [20]

— Позвольте спросить, сколько цветущих весен видели вы, сударыня? — обратился Симэнь к Цзиньлянь.

— Впустую прожила двадцать пять лет. Родилась я в год дракона, девятого дня в первой луне, в полночь.

— Значит, вы, сударыня, ровесница моей жене. Она с того же года. У нее день рождения пятнадцатого в восьмой луне, поздно вечером. Она на семь месяцев моложе вас.

— Вы убиваете меня, сравнивая небо с землей.

— Как умна и рассудительна супруга господина У! — вмешалась в разговор хозяйка. — Как сметлива! Недаром в шитье мастерица! Всех философов знает, играет в двойную шестерку, шашки, кости, знает шарады. А как пишет!

— О, другой такой не найти! — воскликнул Симэнь. — Господину У просто повезло.

— Не хочу вас обидеть, сударь, — продолжала старуха. — Женщин-то у вас в доме много, это верно, но похожа ли хоть одна из них на супругу господина У?

— Что правда, то правда, — вздохнул Симэнь. — Сразу всего не расскажешь. Не везет мне. Никак себе по сердцу не найду.

— У вас первая жена была замечательная, — заметила Ван.

— И не говори! Если б она была жива! А то нет у меня хозяйки.

Дом разваливается. Едоков собралось достаточно, а что проку? До хозяйства никому дела нет.

— И давно вы живете без хозяйки? — спросила Цзиньлянь.

— Нелегко мне об этом говорить Моя первая жена, урожденная Чэнь, была женщина умная и сметливая, хоть и вышла из низов. Во всем мне помогала. Но три года назад ее, увы, не стало. Я женился, но эта жена все время болеет и домашних дел не касается. А раз в хозяйстве беспорядок, и домой идти не хочется.

— Правду вам скажу, сударь, только не сердитесь, — начала старуха. — Госпожа своим шитьем побьет и вашу первую супругу, и теперешнюю. Да и красотой своей тоже.

— Да и манерами, и своим обхождением госпожа превосходит даже мою первую жену.

— Ну, а как та зазноба? — спросила, смеясь, старуха. — С Восточной улицы. Почему не пригласите старуху чайку попить?

— Это Чжан Сичунь, что ли? Протяжные романсы петь искусница? Не нравится она мне. Уж больно ветреная.

— А Ли Цзяоэр, что за изогнутыми перилами[124] обитает? Вы ведь с ней давно знакомы.

— Она у меня живет. Если бы могла она хозяйство вести, я б на ней женился.

— Вы и с барышней Чжо близки были, — продолжала Ван.

— И Чжо Дюэр в дом привел. Третьей женой сделал. Недавно серьезно заболела, никак не поправится.

— Ну, а если б нашлась по сердцу такая, скажем, как эта госпожа, могли бы без помех в дом привести, а?

— Родители у меня умерли. Я сам себе хозяин. Кто мне посмеет перечить?

— Я шучу, конечно, — заверила его старуха, — но такую разве быстро сыщешь?

— Так уж и не найти?! Просто не везет мне в женах. Никак по себе не подберу.

Симэнь и старая Ван обменялись еще несколькими фразами.

— Не успели распробовать, а кувшин уж опустел, — заметила хозяйка. — Еще бы винца не мешало. Простите, что надоедаю, сударь.

— Вот, возьми, мамаша, да купи побольше, а что останется, себе оставь.

Симэнь Цин протянул ей около четырех лянов. Старуха поблагодарила Симэня и посмотрела на красавицу Цзиньлянь. От трех чарок вина она воспылала страстью и непринужденно болтала с Симэнем. Они отлично понимали друг друга. Цзиньлянь опустила голову и уходить не собиралась.

Да,

Кто тайные ее желанья разгадает?

Придет весна — и алый персик расцветает.

О том же говорят и стихи:

Ничем не скроешь взора вожделенья,

Судьба свела любовников в тиши.

А сводня ублажает их томленье

И про себя считает барыши.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава четвертая

Блудница наслаждается украдкой от У Чжи. Рассерженный Юньгэ подымает шум в чайной

Вино и женщины несут погибель странам,

Красавицы — мужьям несчастный дар.

Дацзи сгубила Чжоу — иньского тирана,[125]

А в царстве У — Си Ши.[126] разрушила алтарь[127]

В любви отрады и веселья ждешь —

Не забывай, что к гибели идешь!

Опутанный Цзиньлянь любовною игрою,

Симэнь оставил лань, погнавшись за сайгою.

Так вот, взяла старая Ван серебро и перед уходом обратилась к Цзиньлянь:

— Я пойду за вином, а тебя, дорогая, попрошу поухаживать за гостем. Тут еще немного осталось. Вам по чарочке хватит. Думаю на Восточную улицу сходить — там вино получше. Так что немного задержусь. Лицо старухи расплылось в улыбке.

— Не ходите, мамаша, — попросила Цзиньлянь, — и этого хватит.

— Ай, милая! Вы с господином не чужие, небось. Посидите, по чарочке пропустите — ничего тут особенного нет, — уговаривала Ван.

Цзиньлянь все еще упрашивала хозяйку, но сама не уходила. Старуха поплотнее прикрыла дверь, завязала скобку веревкой, а сама села у дороги и принялась сучить нитки, оставив любовников с глазу на глаз в запертой комнате.

Симэнь Цин очей не спускал с Пань Цзиньлянь. У нее чуть распустилась прическа, приоткрылась пышная грудь, на лице играл румянец. Симэнь наполнил чарку и поднес Цзиньлянь, потом притворился, будто ему душно, и скинул зеленый шелковый халат.

— Можно вас побеспокоить, сударыня? Будьте так добры, положите на кан.

Цзиньлянь приняла у него халат и положила на кан. Симэнь нарочно провел рукой по столу и смахнул палочки. На счастье, они упали прямо под ноги Цзиньлянь. Он тотчас же нагнулся за ними и увидел два золотых лотосовых лепестка — маленькие остроносые ножки, ровно в три цуня.