Цветы на свалке - [3]

Улыбаясь досадливо, улыбаясь растерянно.

А минуты лукавые танцевали ускоренно,

В кек-уоке безудержном уводили часы.

Мы смущенно молчали. Мы как будто повздорили.

Вы играли шелками светло-русой косы.

Наконец, Вы прощались. И, оправивши платье,

Пожимали мне руку. Надевали жакет.

Напряженно шептали, удлиняя пожатье,

Где мы снова увидимся, без ненужного «нет».

«Я работаю в банке. Телефон триста десять.

Позвоните! А дома – от пяти до семи».

Я распахивал дверь. Удивившийся месяц

Извивался от смеха: «Ты дурак, топ ami».

Я садился к столу. Пережитым ослабленный,

Я молился сонетами, как святыми молебнами.

А потом – триолеты переписывал набело

Вечерами морозными, вечерами волшебными…

«Девочка в коричневом. Быстрая цыганочка!..» >*

Девочка в коричневом. Быстрая цыганочка!

Девочка с улыбкою неопытной Кармен!

Смелая дикарочка, печальная и пьяная,

Томная капризница предместья Сен-Жермен.

Волосы рассыпались тонкоструйным ливнем;

Взгляды замыкают ласковым кольцом;

Вы меня считаете славным и наивным

Мальчиком-поэтом, искренним лжецом.

Нам встречаться некогда: Вы боитесь физики.

Двадцать шесть билетов надо назубок.

Будем равнодушничать? Или станем близкими?

Сможет ли огрезиться дешевенький лубок?

Часто я гадаю: нравится – не нравится.

Будто разбираю пестрое драже.

Рыжая – кокетлива. Черная – красавица.

Здесь – хочу бездумно. Там – настороже.

С Вами как-то иначе. С Вами как-то звездочно.

Только что взгрустнется, – улыбнешься вновь.

С Вами не опошлишься. Не захочешь модничать.

Может быть, влюбленность? Может быть, любовь?

Свежие распуколки мурлыкают свирельно,

С темными сугробами ликуя в унисон.

Гроздья робковстреч – целующий в Апреле

Ночью полнолунною черемуховый сон.

Жадного желания нету – вот ни столечко.

Наши поцелуи – призрак на горе.

Яблонька цветущая. Тающее облачко.

Льдинка голубая в чистой Ангаре.

Ждать великопостий – не смеяться масленице.

Радости бояться – накликать беду.

Слушай, гимназисточка, детка-семиклассница,

Вечером, в субботу? – Радостный, приду!

«Это было прелестно: будуара интимней…» >*

Это было прелестно: будуара интимней.

Вы меня угощали: «Ах, пожалуйста, кушайте!»

Было очень удобно, – не хотелось идти мне, –

За игрушечным столиком, на сиденьях подушчатых.

На террасе, капризно утомившись поэзами,

Восхитительным трио мы сидели за ужином.

Бутерброды с икрой – словно платье с плерезами,

Разноцветным печеньем беловазы нагружены.

На забавной тарелочке закружились редиски;

Самовар ярко блещущий недовольно пофыркивал;

Слишком острого сыра желтоватые диски

Вы изогнутым ножиком вензелями исчиркали.

Наше трио сегодня собралось повечерничать:

Эта – нежная девушка, голубая и тихая;

Этот – юный поэт, только ритмом очерченный,

И затем поэтесса – воплощение прихоти.

Вам уже фимиамят, поэтесса изысков!

Вожделением славы Вы уже укололися!

Вас я понял в размерах. Вас почувствовал близко,

О смеющихся рифмах напевая вполголоса.

Эдельвейс чернокудрый! Вам, конечно, знакомо

Преклонение рыцарей со щитами и шпорами,

Иногда лучезарных, словно Лаго-ди-Комо,

Иногда утомленных саблезлобными спорами.

Но во всех Вы искали только красочной темы

Для точеного вымысла. Наблюдали покойно.

В Вашем парке поэз расцветут хризантемы;

Станет сказочно пышно; станет знойно-левкойно.

Вот о чем я раздумался на стеклянном балконе,

Над изящной лужайкой, сплошь усыпанной клевером.

Тучи четко белели на сапфировом склоне,

А закат опрокинулся багровеющим веером.

Голоса где-то близко разлились разлинованно.

Заскрипели ступеньки, словно ободы роликов,

И вбежавшая бонна рассказала взволнованно,

Что бродячая кошка задушила семь кроликов.

Поцелуйные пляски

«Ах, уж эти гимназистки! Как недавно белый крем…» >*

Ах, уж эти гимназистки! Как недавно белый крем

Подслащал хитросплетенья непреклонных теорем!

Это было так недавно: ну, вот только что вчера.

А теперь она влюбленно устранила вечера

В те малиновые дали, где ликующий июль

Отуманил остромысли, опустил счастливый тюль.

Сердце ищет, сердце верит, что придет желанный срок,

Что какой-то долгожданный даст улыбчивый зарок

В том, что любит он до гроба, в том, что любит навсегда.

Что пройдут совсем бесследно лицемерные года.

Сердце верит. Зачернели напряженные глаза,

А в моих глазах ответно засветилась бирюза.

Разве я такой постылый? Разве с рифмой не знаком?

Разве плохо я целую, поцелую вечерком?

Ты пойми: склонился, шепчет, что люблю я – старый клен…

Ты пойми! Пойми и сдайся, потому что я влюблен.

Ты послушай, – убеждают удивленные грачи,

Что поэтовы признанья неизменно горячи.

Если кончена тоскливость подневольно душных лет,

В лес пойдем, моя голубка; захвати пушистый плед.

И пускай на чинный ужин позовет упрямый гонг;

Плед отлично заменяет неудобное chaiselongue.

Дни польются, будут ночи, вдохновенны и легки,

И засветят в жуткой чаще голубые светляки.

«Мы друг другу надоели…» >*

Мы друг другу надоели.

  Ну, и пусть.

Смех моей виолончели

  Гонит грусть.

Льется сдержанно и гордо

  Нежный Григ.

Иногда мои аккорды

  Словно крик.

Помню загородный домик

  И тюрбо.

На окне раскрытый томик

  О. Мирбо.

У пруда плясали феи

  По весне.

Колдовали ритмозмеи

  В полусне.

В упоеньи онемелом

  На реке

Был я в лунном, бледно-белом

  Парике.

Месяц легкой пылью пудрил

  Беглый вал.