Рябинин обошёл дом. Высокие потолки, большие окна, современная мебель… Почти городская квартира. Лишь воздух выдавал её загородное расположение — от двух печей шло ласковое тепло с чуть приметным запахом кирпича и берёзовых дров…
В просто обставленной комнатке сидел парнишка со вставшими, словно от ужаса, волосами. Следователь быстро захлопнул дверь — не мог с ним говорить, когда мать лежит на кухне. И он бродил по дому, перекидывался словами с участковым инспектором, беседовал с понятыми — пока санитарный транспорт не забрал труп. Тогда вошёл в комнатку насторожённо, как к тяжелобольному.
— Гена Слежевский?
Вместо ответа парнишка пригладил волосы, которые после тяжести ладони встали с новым ужасом. Рябинин сел напротив и легонько коснулся его плеча. Гена кивнул, не поднимая головы: мол, готов, спрашивайте.
— Я всё понимаю, — тихо начал Рябинин. — Но сейчас дорого время. Соберись с силами…
Гена опять кивнул, чуть твёрже, но головы так и не поднял.
Авторы загадочных детективов… Не они ли решили, что нет ничего труднее, чем поймать преступника, нет ничего труднее, чем расследовать уголовное преступление? Видимо, они, авторы, не сидели лицо в лицо с детьми и родителями, мужьями и жёнами убитых. Рябинин охотнее согласился бы преследовать вооружённого бандита, чем вот так, лицо в лицо.
— Гена, расскажи про этот день…
— Что? — обронил он на пол.
— Как прошёл, чем занимался…
— Обычно. Утром пошли с папой на электричку семь сорок.
— Вместе?
— Мы всегда ходим вместе. И в электричке ехали вместе.
— А мама?
— Осталась. Она уходит позже.
— А старший брат?
— Колька ночует эту неделю в городе у приятеля. Он ещё не знает…
— Кто её обнаружил?
— Я.
Он впервые глянул на следователя красными, уже высохшими, уже воспалёнными глазами. Может быть, оттого, что парнишка сидел в углу, что его глаза имели неестественный цвет, что волосы стояли вздыбленной шерстью, он показался зверьком, загнанным в безвыходную нору. Ненужная здесь жалость толкнулась в рябининскую грудь. Какого чёрта — он на работе, он на месте преступления! И не он своими вопросами загоняет мальчишку в угол — жизнь загнала, жизнь. Да нет, не жизнь… Преступник. А преступник, слава богу, ещё не наша жизнь.
— Гена, и что ты увидел?
— Замок наброшен, но не закрыт. Бывает, мама уходит к соседке. Прошёл на кухню. Стал руки мыть… Подумал, что мешок картошки лежит на полу… Оказалось…
— Во сколько ты пришёл? — торопливо перебил Рябинин.
— Около семи.
— А отец?
— Он приходит позже, примерно в восемь.
Ушёл около восьми утра и пришёл около семи вечера. А смерть, по словам эксперта, наступила часов в десять утра.
— Гена, у вас в семье… ссор не было? — спросил Рябинин на всякий случай.
— С кем?
— Между родителями, между Николаем и мамой…
— Нет.
— Гена, а враги у мамы были?
— Я не знаю.
— Она никогда не рассказывала?
— Не слыхал.
— В последние дни ничего не заметил?
— Что?
— Не была ли мама расстроена, не получала ли писем, не приходил ли кто…
— Нет.
— А что пропало?
— У меня ничего не пропало.
Рябинин начал писать протокол…
Любая смерть загадочна. Ему всегда казалось, что каждый умерший унёс с собой какую-то тайну, выведанную им у жизни, — уж во всяком случае унёс тайну смерти, которую испытал. Поэтому предки всегда представлялись Рябинину умнее современников. Любая смерть загадочна… Но погибший уносил две тайны — тайну свою и тайну убийцы.
— Гена, ты кого-нибудь подозреваешь?
— Кого мне подозревать…
— Приятелей непутёвых у тебя или у Николая нет?
— Конечно нет.
Рябинин встал и глянул на часы — утро, серое и предзимнее. Дом затих. Ушли теперь ненужные понятые, уехали теперь ненужные эксперты, разбежались по заданиям инспектора уголовного розыска…
— А почему ты не идёшь к отцу?
— Он хочет побыть один.
Следователь положил ему руку на плечо и легонько пожал. Без слов, вместо слов, которых он не мог придумать для этого вступающего в жизнь юноши, — в ту жизнь, за которую отвечали взрослые, в том числе и он, Рябинин.
На улице профырчала подошедшая машина. Рябинин вышел на крыльцо, столкнувшись с Петельниковым:
— Что?
— Допросил старшего сына. Отношения в семье были прекрасные, никого не подозревает, у самого полнейшее алиби.
— Где он?
— В машине.
— А кто ему сказал про убийство?
— Я.
От ноябрьского утренника Рябинин передёрнул плечами.
— Кому-то надо, — обиделся инспектор и пошёл в дом.
