Цветы на могиле - [3]

— Прямо фея, — пробормотал он. — Глаза озорные, взгляд чуть искоса. Зубки — что надо. Узнать её будет несложно. — Де-Костер протянул снимок полицейскому в форме и велел извлечь его из рамки, предварительно попросив у меня разрешения на это.

— Садитесь, поговорим, — сказал он мне.

— Поговорим?! — взорвался я. — А почему вы ничего не делаете? — Я уже успел рассказать им об окурке. — Тот человек, который тут курил, мог увести Морин задолго до моего приезда. Каждая потерянная минута…

Он тронул меня за плечо.

— Я понимаю ваши чувства, но вы торопитесь с выводами. Даже если вы правы, этот человек не будет таскать её с собой по улицам, пока его не сцапают. — Де-Костер кивнул молодому полицейскому. — Оповестите все патрули.

Полицейский взял фотографию Морин и вышел, а Де-Костер тотчас превратился во внимательного слушателя, словно я был единственным покупателем, который забрел в его лавчонку за последние пять лет.

— Расскажите мне о ней.

— Что именно?

— Все, что придет в голову. Подруги, привычки, пристрастия. Чего она не любит, чем занимается, есть ли у неё враги…

— Враги? Нет у неё врагов. Таких, чтобы…

Де-Костер молча усмехнулся, и мои внутренности сковал холод. Я посмотрел сыщику в глаза, и его взгляд сказал мне все. Да. Такой враг был. По крайней мере, один. Такой, чтобы…

Заговорив о Морин, я почувствовал облегчение. Пока мы могли упоминать её имя в настоящем времени, у меня оставалась эта спасительная последняя соломинка. Де-Костер оказался очень хорошим слушателем. Он ни разу не отвлекся и не отвел глаза.

Я попытался нарисовать ему портрет жены, описать это странное смешение состояний — зрелости и неистребимой девичьей наивности. Бывало, я слушал Морин и думал: вот ведь невинное дитя. Но проходило несколько секунд, и она выказывала такое знание жизни, такой цинизм, какие бывают присущи лишь дряхлым и не слишком благодушно настроенным философам. Иногда она могла испугаться щенячьего тявканья, а иногда ей ничего не стоило обратить в бегство мастифа.

Де-Костер кивал, поддакивал, строил сочувственные мины и всячески поощрял меня к дальнейшему повествованию. Он узнал от меня, что Морин была не очень удачливой актрисой. Если разговор вдруг заходил о театре, её глаза и сейчас ещё делались грустными, хотя после рождения Пенни Морин почти не вспоминала о своей сценической карьере.

А ещё Де-Костер узнал, что я был младшим партнером в фирме, выпускавшей пластмассовые изделия. Возглавлял фирму Уиллис Бэрк, мой фронтовой друг. Дела шли неплохо. Уилл, потомок древнего гордого рода, вложил в фирму почти все полученные по наследству деньги. Теперь он был исполнительным директором, распорядителем, конторской крысой. А я мышью-полевкой. В том смысле, что работал «в поле» и частенько бывал в разъездах.

— Итак, вы часто покидали дом? — уточнил Де-Костер.

— Я тут почти и не бывал… — ответил я и осекся. Мы долго сидели молча, глядя друг другу в глаза. Я положил руки на подлокотники кресла. Неужели у всех легавых одна грязь на уме?

Мне показалось, что физиономия Де-Костера сделалась ещё уже и длиннее.

— Запомните одну вещь, Гриффин, — сказал он мне. — Существуют лишь три причины, по которым кто-то может охотиться за вашей супругой. Первая: этот парень — психопат. Вторая: Морин с кем-то спутали.

— А третья?

— Третья заключается в том, что в ваше отсутствие она сделала нечто такое, из-за чего кто-то захотел её убить.

Де-Костер произнес это участливым тоном, но я почувствовал лютую ненависть к нему.

Послышался перезвон колокольчиков за дверью. Я вскочил с кресла и выбежал за порог, опередив Де-Костера. На крыльце стоял Уилл Бэрк, долговязый, но крепко сбитый мужчина. Сам того не сознавая, он держался горделиво и осанисто, с уверенностью человека, которому никогда не приходилось считать деньги. В тридцать пять лет он все ещё напоминал выпускника колледжа и председателя студенческого совета. У него было квадратное лицо, подбородок казался высеченным зубилом. Брови чересчур мохнатые, но ровные. Над высоким чистым лбом торчал непокорный каштановый вихор.

Уиллис был без шляпы, капли воды поблескивали на его волосах и черном пиджаке, глаза тускло светились. Значит, успел промочить горло.

Он сунул указательный палец мне под нос.

— Я смотрю, казенная машина стоит возле дома. Полагаю, ты заслужил премию за успешное…

— Заходи, Уилл. Тут кое-что произошло.

Уилл вошел, и я закрыл дверь. Мой приятель посмотрел на Де-Костера и снова на меня. Он уловил тревожный подтекст моих слов.

— У тебя неприятности, Стив? Нужна помощь? Как в студенческие годы, да?

— Уилл, Морин исчезла.

Он мигом протрезвел и вытаращил глаза. Мгновение спустя лицо его осунулось.

— Когда это случилось?

— Нынче вечером, — ответил я и торопливо рассказал ему все. Я так тараторил, словно не хотел слышать произносимых мною слов. Де-Костер безмолвно слушал мою сбивчивую речь.

Уилл облизал губы.

— Погоди-ка, дай сообразить. Она позвонила, так? На неё дважды покушались. Когда ты приехал, её уже не было. Слушай, я не сплю, а? Это все на самом деле?

— Не так уж вы и пьяны, — заметил Де-Костер.

— Я опасался чего-то в этом роде, — Уилл содрогнулся и плюхнулся в кресло, но тотчас снова вскочил. — То-то я и гляжу, у неё такой вид, словно она страдает бессонницей.