Цветы на асфальте - [32]

Отзвенела на входном рельсовом многопутье электричка, а потом растаяла за дальним светофором. От станции узкой тропой, усыпанной палой листвой и хвоей, метил Пашка на тихую поселковую улицу. Домик Лизки в самом ее конце, и смотрит на улицу в три подслеповатых оконца. Прямо за двором и небольшим огородом качались стройные сосны, и среди них змеились тропы и тропки, по которым часто уходили ночами Лизкины гости.

Толкнул Пашка дощатую калитку, услышал голоса в доме, ругнулся: «Устроила базар, ночи ей мало. Ну, да ладно, сегодня он банкует, а кто лишний, подсказать можно, чтобы к обратной электричке спровадила».

— Какими ветрами? — из-за стола поднялась Лизка, пьяненькая и все такая же влекущая, что Пашка невольно сглотнул слюну.

— Пашенька, горе ты мое девяносто шестой пробы.

Она почти упала ему на грудь. — Давно не залетал сюда, забыл, за-был, а я тебя сейчас вспоминала. Верно, парни?

Лизка разомкнула руки на Пашкиной шее, обернулась, и он разглядел Лизкино застолье. С края стола трое парней играли в карты и между ними мятой кучкой лежали бумажные деньги. На диване полулежал с гитарой, тиха перебирая струны, Ванька Крупнов, вор, отсидевший в колониях десять лет. Рядом с ним мостилась (из квартирных воровок) Верка по кличке «Кобра». При появлении Пашки она подняла утяжеленные тушью ресницы, черные сливы глаз стрельнули в сторону нового гостя, прицениваясь. Крупнов что-то мурлыкал тихо, для себя, чтобы не мешать игрокам. Было еще тут двое подростков, которых, видимо, пристраивали к делу, а пока в избе держали из милости, для разных поручений.

— Дать, Огонь, карту или на мели сидишь?

Промолчать бы Пашке, не искушать сидевшего в нем беса. Но он презрительно (Лизка стояла рядом!) глянул на мятые трешницы и пятерки и, не садясь, протянул ладонь.

— На банк.

Приняв две карты, осторожно раздвинул их пальцами. «Казна» — туз и шестерка. Посмотрел на банкомета, известного среди воров под кличкой «Медовый», карманника Веньку Сидорова.

— Пытай свое счастье, Медовый.

Венька скинул на лежащую перед ним карту еще две, резко перевернул их. С минуту пристально смотрел на Пашку.

— Двадцать. Ваши не пляшут.

Пашка небрежно, за уголок, вытянул из кармана пятидесятирублевую купюру, пришлепнул сверху банк.

— Еще желаешь?

И снова что-то ощутимо шевельнулось в Пашкиной груди.

— Мечи...

Он смотрел на нервные пальцы Медового: не передернул бы карту, он на таких делах зубы съел. А Пашка еще не той масти для старого вора, чтобы уличать его в нечестной игре.

Еще две зеленые бумажки легли на захламленный стол. Перебрал на этот раз Пашка, как говорят, «два туза и дамочка вразрез». Не стал в третий раз пытать судьбу, подошел к Лизке.

— Выпить хочется, посылай пацанов в магазин.

— Да ты никак разбогател, Пашенька. — Лизка опять прильнула к нему. — Наследство получил от какой-нибудь тетки?

— По случаю напрокат приобрел. — Пашка удовлетворенно заметил, как загорелись глаза у Лизки.

За столом азартнее пошла игра. Ванька Крупнов монотонно тянул свою бесконечную песню, пригрелась у него под боком Верка Кобра. А Пашке хотелось одного: напиться, припасть к гибкому Лизкиному телу и больше не возвращаться домой...

В СТАРОМ ПАРКЕ, У РЫНКА

Сквер был запущен, а потому первозданно красив. Густые ветви акаций нависали над облезлыми лавочками, сужали аллеи. Резко пахло полынью. Дурман, запах этой негородской травы всегда вызывал у Короткова острые воспоминания о деревне. Родившись и прожив на природе семнадцать лет, он до сих пор не потерял привязанности к доброму сельскому уюту. И вот уже несколько лет, если выпадало счастье летнего отпуска, проводил его в своем лесном углу, в ежедневной радостной суете, которую по-настоящему может вызвать только неповторимая ягодно-грибная пора.

Сейчас зелень уже поблекла, кусты и деревья заметно пожелтели. Осень. Для многих — прекрасное время. Для многих... Им же порой не до окружающей красоты...

Только что позвонил Канада (такая кличка шла по жизненной колее за Иваном Крупновым) и попросил о встрече, предупредив, что в райотдел заходить не намерен. Звонок для Алексея был неожиданным, но в их работе и самым необычным ситуациям удивляться не стоило. Потому Коротков ответил, что будет ждать его в старом парке, за рынком. Канада зря ноги маять не будет, тем более ходить за советами в уголовный розыск, — это Алексею было известно. Значит, отнестись к звонку следовало со всей серьезностью. Заменив пиджачную пару и галстук на короткую замшевую куртку и потертые джинсы, за пятнадцать минут до назначенной встречи Коротков уже был в парке, облюбовав одну из неприметных скамеек.

С Крупновым у них сложились особые отношения. В своей практической работе Алексей следовал твердому правилу: перед оформлением паспорта беседовать с каждым освободившимся из мест лишения свободы. Разговор чаще всего был непринужденный, о дальнейшем житье-бытье. А понять в таких случаях Алексей хотел одно: насколько испорчен человек, какие внутренние пружины сжаты в нем и что можно ожидать от него в будущем. Порой приходилось помогать с пропиской, устраивать в общежитие, на работу, а то и улаживать разбитые семейные отношения.