Цветы и железо - [56]

Связные ушли.

Вскоре проснулся полицай и намекнул, что у него пересохло в горле. Калачников налил еще полстакана, полицай выпил и, шатаясь, вышел из комнаты.

Петр Петрович вдруг почувствовал на душе облегчение: пригодился он для дела. Теперь люди могут быть спасены… Удачная разведка — половина успеха боевой операции. Так часто бывает на фронте. А ныне везде фронт: вон сколько березовых крестов выросло на окраине Шелонска… Да и разгром карателей будет иметь большое значение: прохвосты задумаются, может быть, меньше будут совершать злодеяний — побоятся народной мести.

За окном мелькнула фигура возвращающегося полицая. Еще в дверях он радостно закричал:

— Господин Калачников! Там дело такое случил лось!.. Одного вроде бы цыганенка сцапали!.. Сейчас потащили в комендатуру. А второго ранили, но он в кусты уполз. Найдут!.. Стаканчик, господин Калачников, в честь такого известия!

— А кто же этот цыганенок? — стараясь быть спокойным, спросил Петр Петрович.

— Говорят, партизан.

Полицай протянул стакан, Калачников налил почти до краев: пусть в такой момент охранник будет лучше пьяным, чем трезвым!

5

Известие, неожиданно принесенное полицаем, резко меняло положение. Еще несколько минут назад казалось, что все складывается как нельзя лучше. Теперь рушились все планы: и спасение населения, и доставка медикаментов. Возможен теперь провал и самого Калачникова. Если черноглазый паренек-«цыганенок» сдаст, смертной казни не миновать.

Первой мыслью Калачникова было бежать, бежать куда глаза глядят, лишь бы быстрее выбраться из Шелонска. С трудом взял себя в руки: а куда бежать? Местонахождения партизанского отряда он не знал. Если попадет в деревню, крестьяне могут уничтожить его, как предателя. Да и как вырваться из города: Калачникова знал и стар и мал, и хорошие и плохие люди, знали и все полицаи. Сутулого, сгорбленного, сухощавого, с хохолком редких волос на голове, его легко можно отыскать даже в многотысячной толпе.

Вопрос о бегстве из города, таким образом, был решен отрицательно. Да и не хотелось быть трусом.

Но что делать? Ждать, когда придут полицаи или немцы и схватят в собственной квартире? Пойти к соседям и пересидеть облаву?

Он медленно бродил по комнате и думал о том, как найти выход из этого трудного положения. План возник неожиданно — рискованный, дерзкий, но, пожалуй, единственно правильный при сложившейся ситуации.

Калачников забрался на чердак и стал отбирать лучшие яблоки, которые хранились в ржаной соломе. Набрав кошелку доверху, он прикрыл ее плотной синей бумагой и направился в военную комендатуру. Рассуждал про себя так: если он пришел, следовательно, не чувствует за собой вины. Если его даже и выдаст под пытками связной, он отопрется: скажет, что Огнев мстит ему за переход на сторону немцев, за бегство из Лесного. Медикаменты тоже не улика, он категорически отвергнет это обвинение, да и немец-аптекарь не выдаст ни его, ни себя.

Несмотря на все опасения, Калачников все же верил в связных: вряд ли Огнев поручил бы такое дело первым попавшимся.

У военного коменданта Петр Петрович застал Муркина. Городской голова, вероятно, что-то докладывал и внезапно смолк, как только увидел Калачникова.

— Я обожду, посижу за дверью, — сказал Петр Петрович; Хельман кивнул головой.

— В движке обнаружили металлическую пыль, — услышал Калачников за неплотно прикрытой дверью голос Муркина. — Кто-то подбросил, чтобы вывести из строя.

— Нашли виновников? — спросил Хельман.

— Пока нет, — виновато ответил Муркин.

— Вы очень медленно ищете! — повысил голос комендант. — Все вы делаете ужасно медленно и плохо! Что сделали с работницей, у которой нашли Почетную грамоту?

— Повесили. Вчера повесили, господин обер-лейтенант, — угодливо и торопливо отвечал Муркин. — А грамоту на грудь прикололи.

— Приказ об изъятии советских учебников, выпущенных после семнадцатого года, подготовили? — спросил Хельман.

— Так точно!

— Что обещали за невыполнение приказа?

— Да у нас одна награда, — ответил Муркин, — расстрел или повешение. Вопрос возник, господин обер-лейтенант.

— Какой?

— Дореволюционных учебников ни у кого не сохранилось.

— А зачем они вам?

— Учить…

— Кого учить? — обрезал Хельман.

— Детей.

— Глупости несете, господин городской голова! — раздраженно произнес Хельман.

«А с ним, Муркиным, ты показываешь себя таким, какой ты есть на самом деле!» — подумал о Хельмане Петр Петрович.

Калачников услышал приближающиеся к двери шаги и принял безразлично-равнодушную позу. Полуоткрыв дверь, Хельман посмотрел на старика и пригласил его в кабинет.

— У вас что-нибудь срочное? — спросил Хельман уже не таким грубым тоном, каким он разговаривал с Муркиным.

— Очень срочное, — простодушно ответил Калачников.

— Что именно?

— Яблоки, господин комендант! Полез на чердак, а они такие красивые, душистые!.. Дай, думаю, отнесу господину коменданту, пусть испробует!..

— Благодарю. Садитесь, профессор.

В дверь постучали. Вошел хромой солдат, с которым Петру Петровичу довелось уходить из Лесного. Он доложил, что погоня за беглецом закончилась неудачей. Неизвестный сумел ускользнуть в лес, а при приближении к лесу преследующие были встречены ружейным огнем.