Цветы и железо - [54]

Шрифт
Интервал

— На двоих… — сказал он. — Один выпьешь — под кустом валяться будешь. Кто тогда охранять будет?

— Э-э! — Полицай только махнул рукой. — Все равно не усторожишь. Задумают — ухлопают.

— Кто? — Петр Петрович наивно пожал плечами.

— Партизаны.

— Спасибо! — Калачников поклонился. — Охрана с таким настроением! Разве могу я быть спокойным?

Полицай покачал головой: мол, до чего же ты глуп, старик, ничего не понимаешь в таком сложном деле.

— Коха вон с пулеметами сторожили. И без толку… Хоть пушку ставь! Они такие!..

Петру Петровичу хотелось, чтобы полицай разговорился, и он налил ему целый стакан самогону. Себе — тоже стакан, но отпил лишь глоток, сославшись на больное сердце. Полицай сидел на краю стула и, отправив в рот колесико огурца, сосал его, точно это была конфета. Чем больше полицай пил, тем словоохотливее становился («Середку перед тобой разворачиваю», — говорил он).

— Выпьем еще! Все равно у вас делов нет по мне! Вот наши ребята идут, это да-а… — полицай не договорил и присвистнул.

— Куда? — Петр Петрович сделал безразличное лицо.

— Пока не знаю, а узнаю — не скажу, — начал куражиться полицай. — Но в деревне будет светло. Светлее, чем днем. Наши ребята… Эх, везет людям!.. — Полицай сердито ударил ладонью по столу.

«О чем он говорит? — с тревогой подумал Калачников. — Не о том ли, о чем просил разузнать Огнев? Ночью в деревне светло?.. Своим ребятам завидует… Не собираются ли фашисты в отместку за Лесное сжечь какую-то деревню? Такие меры они, звери, практикуют…»

— Я тебя отпущу повеселиться в эту деревню, — ласково сказал Калачников, наливая полный стакан полицаю. — Ты меня только заранее предупреди. Я на одну ночь и спрятаться у кого-нибудь могу!

— Во-о! Это дело! — обрадовался полицай. — Ты хороший у меня старик, понимаешь, что к чему. Сразу видно, что человек ученый!..

— Учился. Довелось…

3

После ухода полицая Петр Петрович долго ходил по комнате. Он теребил бороденку, пожимал плечами и часто хмурился.

— Неужели Мизель и Хельман задумали такую страшную месть?.. За Коха, за убийцу, казнить невинных людей!.. Если так, людей надо спасти, любой ценой спасти! — шептал Калачников.

В том, что полицай придет и обо всем расскажет ему (захочет поехать с другими!), Петр Петрович не сомневался, как не сомневался в том, что, если дать знать Огневу, тот спасет народ. Ночью он несколько раз вставал, надевал войлочные туфли и ходил по комнате, посматривая в сторону Лесного: нет ли зарева? Но там была непроглядная темень, и это немного успокаивало Петра Петровича.

Утром Калачников направился к заведующему аптекарским складом, прихватив тысячу оккупационных марок. У заведующего были густые, лихо закрученные усы, и одно это делало его мало похожим на всех остальных немцев, служивших в Шелонске. Круглая голова его была выбрита и, видимо, намазана кремом, отчего она вся блестела.

— Пришел за обещанным, — сказал Петр Петрович, оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что на складе никого нет, кроме заведующего.

— А что я вам обещал? — спросил аптекарь, крутя правый ус и хитро прищурившись. — Забыл, профессор.

— У меня списочек есть. Вот, прошу. На вас вся надежда.

— «Вата, марля или бинты, йод…» — медленно читал по-русски аптекарь. — А для чего вам, профессор, такие дефицитные вещи? — он недоверчиво посмотрел на Калачникова.

— Деликатное дело, господин заведующий! — Петр Петрович усмехнулся.

— А все же?

— Акушерка ко мне обратилась. Немецкий язык она не знает да и вас побаивается: вдруг ругаться начнете. А вы, говорит она мне, господина аптекаря хорошо знаете. Знаю, ответил я ей, добрейшей, говорю, души человек!

— А вы знаете, что грозит нам, если она проболтается? И вам, и мне?

— Не знаю, но догадываюсь: хорошего ждать нельзя.

— Вот видите!

— Не проболтается, она человек надежный, — сказал Калачников и тут же подумал: «С акушеркой придется поделиться медикаментами: если заведующий аптекой пожелает проверить, она может подтвердить».

— На вашу полную ответственность, профессор! А ее адрес я все же запишу!

— Пожалуйста, пожалуйста!

— На сколько, профессор?

— На тысячу марок.

Калачников знал, что аптекарь не выдаст его. Преступление было обоюдным и тяжким: за спекуляцию военными материалами немцы строго наказывали, вплоть до расстрела. А преступление уже было совершено: большой пакет с бинтами из искусственной марли, с ватой, йодом и другими лекарствами уже перекочевал в руки Петра Петровича.

Провожал аптекарь приветливо:

— Заходите, всегда готов оказать помощь!

«Деньги тебе нужны», — подумал Калачников, а ответил с той же лицемерной приветливостью:

— Большое спасибо. Мне еще господин Хельман говорил, что вы чрезвычайно отзывчивый, обязательный человек.

— Обер-лейтенант Хельман справедливый начальник.

«Одного вы с ним поля ягоды», — думал Калачников, улыбаясь в то же время аптекарю, как лучшему другу.

На следующий день Петр Петрович уже подъезжал к лагерю военнопленных. Он был уверен в успехе: в его бумажнике находилась служебная записка Хельмана.

Лагерь произвел на Калачникова гнетущее впечатление. Заболоченное место. В три кола ржавая колючая проволока, вдоль толстого металлического провода рыскали настороженные собаки. На всех углах — вышки с пулеметами, вдоль проволоки расхаживали охранники.


Еще от автора Иван Федорович Курчавов
Шипка

Роман посвящет русско-болгарской дружбе, событиям русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в результате которой болгарский народ получил долгожданную свободу.Автор воскрешает картины форсирования русскими войсками Дуная, летнего и зимнего переходов через Балканы, героической обороне Шипки в августе и сентябре 1977 года, штурма и блокады Плевны, Шипко-Шейновского и других памятных сражений. Мы видим в романе русских солдат и офицеров, болгарских ополченцев, узнаем о их славных делах в то далекое от нас время.


Рекомендуем почитать
Пётр Рябинкин

Аннотация издательства: В однотомник Вадима Кожевникова вошли повести «Степан Буков», «Петр Рябинкин» и «Сидор Цыплаков». Советский человек, его психология, характер, его мировоззрение — основная тема настоящей книги. Один из героев повести, Рябинкин, бывший фронтовик, говорит; «Фронт — школа для солдата, но хороший солдат получится только из хорошего человека». Вот о таких хороших солдатах, о простых рабочих парнях и пишет В. Кожевников. В книге освещаются также важные, всегда волнующие проблемы любви, товарищества и морали.


Смертник Восточного фронта. 1945. Агония III Рейха

В конце Второй мировой Гитлер поставил под ружье фактически все мужское население Германии, от подростков до стариков, — необученные, плохо вооруженные, смертельно испуганные, они были брошены на убой, под гусеницы советских танков. Одним из таких Todeskandidaten (смертников), призванных в Фольксштурм в последние месяцы войны, стал 43-летний фермер из Восточной Пруссии Пауль Борн. Он никогда не был правоверным нацистом, но ему пришлось с оружием в руках защищать гитлеровский режим, пройдя через все круги фронтового ада и мучительную Todeskampf (агонию) Третьего Рейха.3 января 1945 года его часть попала под сокрушительный удар Красной Армии и была смята, разгромлена и уничтожена за считаные дни.


Песня о теплом ветре

Борис Андрианович Егоров известен читателю по неоднократно переиздававшемуся роману-фельетону «Не проходите мимо», по юмористическим рассказам, по сатирической повести «Сюрприз в рыжем портфеле».На этот раз он выступает в новом жанре. «Песня о теплом ветре» — первое лирическое произведение автора. В ней рассказывается о комсомольцах, которые в 1939 году пятнадцатилетними подростками по призыву партии пошли в артиллерийские спецшколы, а потом воевали на фронтах Великой Отечественной войны.Эта книга о героизме, о патриотизме, о дружбе и о любви.Повествование ведется от лица героя — Александра Крылова, сначала слушателя спецшколы, а потом командира артиллерийской батареи.


Строки, написанные кровью

Весь мир потрясен решением боннского правительства прекратить за давностью лет преследование фашистских головорезов.Но пролитая кровь требует отмщения, ее не смоют никакие законы, «Зверства не забываются — палачей к ответу!»Суровый рассказ о войне вы услышите из уст паренька-солдата. И пусть порой наивным покажется повествование, помните одно — таким видел звериный оскал фашизма русский парень, прошедший через голод и мучения пяти немецких концлагерей и нашедший свое место и свое оружие в подпольном бою — разящее слово поэта.


Июнь-декабрь сорок первого

Аннотация издательства: Предыдущие книги Д. Ортенберга "Время не властно" и "Это останется навсегда" были с интересом встречены читателем. На сей раз это не портреты писателей, а целостный рассказ о сорок первом годе, ведущийся как бы сквозь призму центральной военной газеты "Красная звезда", главным редактором которой Д. Ортенберг был во время войны. Перечитывая подшивки "Красной звезды", автор вспоминает, как создавался тот или иной материал, как формировался редакционный коллектив, показывает напряженный драматизм событий и нарастающую мощь народа и армии.


Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Он вступил в войска СС в 15 лет, став самым молодым солдатом нового Рейха. Он охранял концлагеря и участвовал в оккупации Чехословакии, в Польском и Французском походах. Но что такое настоящая война, понял только в России, где сражался в составе танковой дивизии СС «Мертвая голова». Битва за Ленинград и Демянский «котел», контрудар под Харьковом и Курская дуга — Герберт Крафт прошел через самые кровавые побоища Восточного фронта, был стрелком, пулеметчиком, водителем, выполняя смертельно опасные задания, доставляя боеприпасы на передовую и вывозя из-под огня раненых, затем снова пулеметчиком, командиром пехотного отделения, разведчиком.