Цветы и железо - [20]

Шрифт
Интервал

«Нет, оказывается, ты еще больший подлец, чем я предполагал!» — негодовал в душе Калачников. Как и раньше, он стоял на почтительном расстоянии от Коха. Помещик не предложил гостю сесть, а Петру Петровичу, по правде говоря, и не хотелось сидеть с ним рядом.

Кох поднялся со скамейки и быстро пошел в сторону усадьбы, он махнул хлыстом, что означало избранное им направление. Не оборачиваясь, спросил:

— Севообороты когда-нибудь составляли?

— Да.

— Господин Хельман отпустит вас на неделю. Составьте мне севооборот на десять полей. Шесть деревень я уже получил в пользование. Обещают еще четыре. Их тоже учтите.

— Потребности населения в земле?

— «Потребности населения в земле?» — Кох посмотрел на Калачникова. — Вы шутник, профессор! Существуют только мои потребности! Я оставлю столько мужиков и баб, сколько мне нужно для работы. А остальных прогоню. Наиболее сильные выживут, слабые подохнут. Естественный отбор.

— Естественный отбор распространяется только на животных, — тихо возразил Калачников.

— Вздор! — крикнул Кох и еще быстрее зашагал по дороге. — Я вам сейчас докажу, что человек ничем не отличается от собаки!

Кох обернулся, в его взгляде Петр Петрович заметил дикое выражение. Глаза его блестели. Что-то было в этом блеске страшное и непонятное: широкие зрачки заполнили всю роговицу, щеки стали лиловыми.

— Смотрите, профессор! — сказал он торжествующе.

Кох приказал солдату вывести из псарни суку со щенятами. Он вынул пистолет и начал целиться в щенят. Сука заскулила и стала вертеться у его ног: она то взвизгивала, то начинала кататься, то бросалась к щенятам. Кох выстрелил — пуля прошла над собаками. Сука бросилась к щенятам и стала усердно облизывать их своим мягким розовым языком.

— Теперь в сад! — сказал Кох, засовывая пистолет в карман.

Калачников не имел представления, что ему хотел доказать лесновский помещик. Он едва поспевал за Кохом. Адольф держал руку в кармане реглана и шел, не смотря по сторонам и не оглядываясь. В саду у потерявшей листья антоновки играли девочка, и мальчик. Их мать сгребала в стороне желтые листья. Кох взвел пистолет и прицелился.

— Что вы хотите делать? — испуганно спросил Калачников.

— Вы сейчас убедитесь! — только и произнес Кох.

Женщина, заметив нацеленный в сторону детей пистолет, бросила грабли и с ужасом вскрикнула:

— Барин! Что…

Она не закончила фразу, как раздался выстрел. Маленькая девочка (Петр Петрович заметил ее испуганное личико, наполненные страхом глаза) что-то крикнула и побежала к матери, но тут же упала, уткнувшись ничком в желтые листья. Женщина бросилась к ребенку.

— За что? — простонала она.

Девочка уже вздрагивала в предсмертной агонии. Женщина покачнулась и упала: она потеряла сознание. Петр Петрович дрожащими руками поднял ее голову и, задыхаясь от волнения, стал тереть виски.

Кох подошел ближе. Он все еще держал в руке пистолет и говорил спокойно, как о некоей мелочи:

— Я хотел попугать мать. Вы имели бы тогда возможность сделать сравнение… Надо бы взять побольше мушку — был бы перелет.

Заметив, что Калачников не может больше проронить ни слова, что у него дрожат сухие тонкие руки, а глаза стали пустыми и невидящими, что он в высшей мере растерян, Кох с чувством собственного достоинства произнес:

— У вас, профессор, плохие нервы! Всему виной ваши цветы: они превращают мужчину в сентиментальную барышню!..

2

— Нет, нет!.. Я не кровожадный человек, я всю жизнь боялся крови. Я, если хотите знать, всю жизнь был немножко пацифистом. Но Коха надо не просто убрать, а казнить. Да, да, только казнить…

Петр Петрович быстро ходил по комнате и нервно жестикулировал. Собеседник, к которому он обращался, сидел у книжного шкафа и внимательно слушал сбивчивый, торопливый рассказ Калачникова. Гость был в коротком крестьянском полушубке без воротника, овчинную шапку он держал на коленях; волосы у него — лохматые, непричесанные, лицо небритое, но молодое, о чем свидетельствовал и белесый пушок на верхней губе, и быстрые, все замечающие глаза.

— Казнить, и все! Иначе нельзя! — Петр Петрович остановился, заложив пальцы рук за мягкий пояс, задумчиво покачал головой. Стал говорить тихо, медленно. — Вот как дело повернулось. Я никогда не обижал невредное насекомое. Бывало, увижу: божья коровка на спине лежит, лапками шевелит, перевернуться не может… Я ее осторожно беру на ладонь, переверну, чуточку подую. Она пошевелит крылышками и — ж-ж-ж! — полетела. А я радуюсь! — Калачников резко взмахнул правой рукой. — А комара давил. Давил потому, что он человеку жить мешает.

— Кох, Петр Петрович, делает это не впервые, — заговорил собеседник. — На его совести не одна эта девочка. Отомстим!

— Отомстим? — Калачников сердито посмотрел на гостя. — Нет, тут дело не только в мести. Если сейчас жестоко не наказать Коха, завтра-послезавтра у нас появятся десятки кохов, возможно худших, чем этот. Коха казнить. Приедет другой — и с ним сделать то же самое. Испугаются!.. Надо им показать, что на нашей земле такой сорняк, как помещик, больше никогда не произрастет. Не та земля стала!

— Все это я передам товарищу Огневу. Он решит, как лучше сделать.


Еще от автора Иван Федорович Курчавов
Шипка

Роман посвящет русско-болгарской дружбе, событиям русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в результате которой болгарский народ получил долгожданную свободу.Автор воскрешает картины форсирования русскими войсками Дуная, летнего и зимнего переходов через Балканы, героической обороне Шипки в августе и сентябре 1977 года, штурма и блокады Плевны, Шипко-Шейновского и других памятных сражений. Мы видим в романе русских солдат и офицеров, болгарских ополченцев, узнаем о их славных делах в то далекое от нас время.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.