Цветы и железо - [18]

Шрифт
Интервал

— Ну, Ганс, я тебя поздравляю! — сказал Мизель, когда начальник полиции покинул кабинет. — Шуты! Впрочем, умнее и не нужно. И то, что они ненавидят друг друга, превосходно!

— Любят доносить друг на друга, — подтвердил Хельман.

— И вовсе хорошо!.. Кстати, Ганс, у тебя должно быть больше осведомителей. При вербовке используй любые средства. Проникнуть нужно во все слои населения. Сейчас по дорогам занятой нами территории России движутся тысячи беженцев. Надо попытаться использовать их. Конечно, среди беженцев есть немало агентов, засланных красной разведкой. Чем больше мы их поймаем, тем лучше для нас и тем хуже для большевиков. Не попадались тебе агенты?

— Доказать, что они агенты, мы не могли.

— А зачем и кому это нужно! — Мизель ухмыльнулся.

— Точно так и я думаю. После допросов мы помогаем их порочным душам расстаться с грешным телом.

— Впредь, если будут интересные экземпляры, сообщай мне.

— Непременно!

Подумав, Мизель спросил:

— А когда мы навестим твоего будущего тестя Адольфа Коха?

Хельман вспомнил, что сегодня у Коха должен быть Калачников, а его он не успел предупредить: ни слова о Волошках…

— Кох до вечера будет в поле. Вечером можно позвонить, — сказал Хельман.

— Согласен. Поедем вечером. Но без звонка. Так интереснее.

«К этому времени профессор Калачников наверняка закончит свои дела в Лесном, и мы его там не встретим», — с облегчением подумал Хельман.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Унылая, серая, какая-то незнакомая местность. И та, и не та… Потемневшая неубранная рожь легла по пашне неуклюжими волнами. Лен высох, порывы ветра шевелили его, и тонкие стебельки, казалось, чуть слышно звенели. Высокая сухая трава опустилась, словно обиделась, что ее не скосили и ей придется лечь под снег.

Кусты ольховника у дороги давно сбросили листву, но самые цепкие листья — сморщенные и пожелтевшие — еще висели, дрожа, точно боясь сорваться и упасть. На моднице березке, смотревшей в водяное зеркало неподвижной канавы, о чем-то болтала сорока, она была так занята, что даже не обратила внимания на проехавшую мимо повозку. А чуть поодаль, тоже у березки, не такой стройной и чопорной, пристроился косой и усердно терся спиной о шероховатую бересту. Заяц не успел стать из серого белым, изменили окраску лишь задние ноги; было похоже, что косой принарядился в короткие белые штанишки. Он покосился на повозку и ездока, сердито ударил задними лапами по корневищу и сделал саженный прыжок.

Небо занавешено плотной кисеей облаков, они плывут низко и медленно, будто опасаясь разлить по земле накопленную влагу. Неожиданно из-за облаков вынырнул тяжелый многомоторный самолет. Отощавшая лошадь пошевелила ушами, но шагу не прибавила, она по-прежнему едва тянула неуклюжий тарантас. Калачников дернул вожжами, которые взлохматили грязную пыльную шерсть на ребристых боках лошади.

— Но-о, милая! — подбодрил ее Петр Петрович. — Ты что же, везти меня не хочешь? Напрасно! Вот приедем, посмотрим… Может, для себя пользу иметь будем…

Впрочем, Петр Петрович еще и сам не знает, какую пользу для дела извлечет из этой поездки. Посоветоваться ни с кем не удалось, отказаться было никак нельзя. Да и соблазн велик: двадцать четыре года не видел живого помещика — перевелись. А тут — на тебе! — живой, настоящий!.. Неужели тот самый Кох, которому принадлежало Лесное до революции? Вряд ли… Тому сейчас под девяносто… А может быть, сын обосновался в Лесном? Был у Коха достойный отпрыск, всегда с собаками возился…

Он вспомнил коменданта, разговор с ним. Больше всего удивила Калачникова в Хельмане обходительность, желание казаться не тем, кем он был. Чем заслужил Петр Петрович такую милость? Ведь рукой Хельмана подписан уже не один приказ о расстрелах и повешении, он не питает к людям ни любви, ни жалости. Или Хельман другой человек, этакое редкое исключение, чужеродное тело в страшной гитлеровской машине? Одного поля ягоды… И откуда у них такая жестокость? Как будто у фашистов другой бог, свирепый и беспощадный, требующий каждодневно новых жертв.

Калачников потянул за вожжу — лошадь неохотно свернула на полевую дорожку. За речкой среди оголенных деревьев проглянуло светлое здание.

Чем ближе к дому, тем больше чувствовалось порядка. В имении господина Коха дорожки подметены, листья прибраны в кучи. Лошадь остановилась у конюшни и дальше не пошла: напрасно Петр Петрович шевелил вожжами, она только отмахивалась хвостом и как бы просила оставить ее в покое.

Привязав лошадь к металлическому кольцу в стене конюшни, Петр Петрович направился к главному зданию, где и рассчитывал встретить лесновского помещика (так называли его в прежние времена). У дома стояло несколько солдат. Они были пожилые и, как заметил Калачников, изрядно покалеченные: у одного не было руки, другой волочил ногу, у третьего забинтована голова. На чердаке Петр Петрович увидел ствол станкового пулемета, обращенный в сторону лесной опушки. Рядом со скотным двором виднелась только что отстроенная вышка, где также стоял станковый пулемет, — вероятно, это был ночной пост, сейчас на вышке никого не было. «Неспокойно живет господин помещик!» — радостно подумал Петр Петрович.


Еще от автора Иван Федорович Курчавов
Шипка

Роман посвящет русско-болгарской дружбе, событиям русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в результате которой болгарский народ получил долгожданную свободу.Автор воскрешает картины форсирования русскими войсками Дуная, летнего и зимнего переходов через Балканы, героической обороне Шипки в августе и сентябре 1977 года, штурма и блокады Плевны, Шипко-Шейновского и других памятных сражений. Мы видим в романе русских солдат и офицеров, болгарских ополченцев, узнаем о их славных делах в то далекое от нас время.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.