Цветок с пятью лепестками - [50]

— Эстер? Наконец-то.

Из тени между колонн выступил мужчина, и девушка вздрогнула, когда огромная фигура нависла над нею. Дахи! За спиной у него виднелись еле различимые силуэты еще двух мужчин, один из них, кажется, мидийский военачальник, другой — еще один маг из самаджа хранительницы.

Дахи улыбался! Он смотрел на девушку с каким-то новым выражением, словно хищник, который уже знает, что добыча не ускользнет.

Она не стала ничего говорить, склонила голову, стараясь не встретиться с ним взглядом. Сделав шаг, она внезапно поняла, что обратилась сразу ко всем стихиям одновременно, и ее буквально трясет. Маг тоже что-то ощутил и сделал шаг назад. Улыбка стала медленно исчезать с его лица, превращаясь в гримасу.

Мидиец, наоборот, сделал шаг вперед, видимо, решив задержать если не девушку, так сопровождающих ее кочевниц, которые уже успели передать поводья лошадей выбежавшим во двор слугам. Ему хватило одного легкого ветерка, одного порыва, взметнувшего пыль за спиной колдуньи. Чернота клубилась внутри и, казалось, поднималась видимым только ей столбом над головой, выше деревьев, выше крыш. Голубые и желтые всполохи пробивались сквозь черноту, и она сдерживала их изо всех сил. Шаг, другой, к темному проему двери, к тому, что ждет ее там.

— Эстер! Что случилось?

Быстрее, быстрее внутрь. Не отвечать ему. Эстер уже чувствовала, как ее начинает бить крупная дрожь. Мимо промелькнули бледные овалы лиц, а это, это, кажется, сестра.

— Не надо!

Дальше, дальше. Как холодно, этот вихрь наполнен стужей. И вдруг — все.

Она остановилась, почти столкнувшись с кем-то прямо в зале. Очертания предметов вновь приобрели резкость и гармонию цветов.

Женщина, стоящая прямо перед ней, слепила этими цветами, всеми пятью. Она так любила показывать, что цвета ей подвластны: голубой и зеленый рядом, красный и желтый сверху, это казалось невозможным, но она сумела сделать так, что они выглядели гармонично. Казалось, порывы ветра раздувают необыкновенные языки пламени, превращая их в волшебные цветы, и среди этой пляски цветов лицо верховной колдуньи представлялось глазом урагана, центром спокойствия. Обычно так, но не сейчас. Сейчас она была разгневана: глаза сверкали, лоб нахмурен, губы плотно сжаты.

Гнев, недовольство, вообще, эмоции удивительным образом меняли лицо хранительницы, наполняли его жизнью. Да, необходимо было признать, в гневе Фаррин была прекрасна. “Сколько же ей лет, кто-нибудь знает?”

Эстер огляделась, изо всех стараясь не смотреть в глаза этой женщине. Взгляд на секунду задержался на амулете, все пять лепестков переливались россыпью искр разного цвета, да обладательница цветка была взволнована. Отец, мать, Сагар тоже была здесь, куда же без нее. И выражение лиц у всех, как будто они только что узнали что-то нехорошее. “Надеюсь, не про меня. У меня же, наоборот, только хорошее. Но я лучше сама расскажу. И Бахман сказал, что пора уже рассказать. Но, может быть, завтра?”

— Тебе надо сесть, Эстер!

Да, ей действительно нужно присесть, это хороший способ избежать общения с хранительницей. “Спасибо, отец!” Она сделала несколько шагов и присела в свободное кресло. “Может даже попытаться уйти, сославшись на слабость?”

Фаррин повернулась, еще раз взметнув облако цветов, которые зарябили, смешиваясь между собой в замысловатом узоре. Расположившись среди таких же цветных подушек, она устремила на девушку холодный взор, что, вероятно, должно было означать появление серьезных неприятностей позднее. Зато стоящая за ее спиной Сагар, обычно образец хладнокровия и спокойствия, сейчас была похожа на порождение ада. Ее глаза метали молнии, и даже на фоне светло-голубого платья и снежно-белой накидки лицо выделялось страшной бледностью. Такое впечатление, что зеленая только что узнала нечто, полностью разрушившее ее жизнь. Правая рука женщины словно жила собственной жизнью, каждую секунду прикасаясь к лицу или груди.

Что же здесь случилось? И почему эмоции в этой комнате и во всем доме так подействовали на нее, что Эстер чуть не потеряла над собой контроль? Эхо этих эмоций словно продолжало звучать здесь, в этой комнате. Она чувствовала, что эти эмоции коснулись всех присутствующих, и хотя вызвали совершенно разную реакцию, но вместе выплеснулись бурлящей массой за пределы дома.

— Эстер! — интересно, почему тишину решился нарушить именно отец? А мама отвернулась, кажется, что вот-вот произойдет что-то нехорошее.

— Фаррин прибыла сегодня в наш дом как представительница своего рода…

“Как представительница рода? Не хранительница, не Фаррин, а представительница рода, старшая в роду. Ну конечно, кто может быть старше ее… Но это может означать…”

— Фаррин прибыла попросить нас, чтобы мы… — слова словно застревали во рту у отца. Она сосредоточилась, стараясь ничего не пропустить, хотя уже знала, что будет сказано.

— Дахи хочет взять тебя в жены. Фаррин пришла спросить нашего разрешения, после чего мужчина обратится непосредственно к тебе. Это большая честь и большая… ответственность.

Маленькая пауза, которую отец сделал перед последним словом, говорила о многом. Конечно, выйти замуж за члена самадж самой хранительницы было почетно и перспективно… Но не для нее. Она сама по себе была необычной колдуньей. Она могла сама добиться многого для себя и своей семьи. Не в этом ли был корень проблемы? Ведь в качестве жены Дахи она уже должна будет выполнять желания мужа и его… матери? Бабки? Она уже была бы членом рода Фаррин и, наверно, думала только о том, какие способности унаследуют ее дети. И будут ли они у нее. Ведь не зря Сагар находится в таком состоянии. Возможно, эта новость стала неожиданной и для нее. А вообще, это было интересно, интересно и смешно. “Все-таки насколько необыкновенный мужчина Бахман!”