Цветок с пятью лепестками - [52]

— Мама! Мама ты знаешь, кто у тебя? Ты с Сагар не говорила?

Рука матери дрогнула, а потом продолжила свое движение. Эстер поняла, что таким образом мать успокаивает не только ее, но и саму себя.

— Нет, не хочу к ней обращаться, а других зеленых в городе нет, все разъехались. Странно, правда? Знаешь, я тебе посоветую: не допускай магию этой колдуньи до себя. Это… небезопасно, поверь мне.

Эстер помолчала еще некоторое время и подумала над мамиными словами. Зеленая магия, разве она может быть опасна? Хотя Сагар ей не нравилась, а та действительно готова была убить ее взглядом. Что-то в этом было, что-то странное. Но сейчас она уже просто не могла терпеть.

— Мама, я знаю, кто у тебя.

Рука матери остановилась, женщина замерла на мгновение, потом продолжила гладить голову дочери, запуская пальцы между прядей и стараясь аккуратно расправить запутавшиеся во время скачки волосы.

— Ты уже умеешь видеть так глубоко? Кто же тебя научил? Это чудесное умение недоступно даже некоторым зеленым.

— А я научилась. Ты знаешь, мама, видеть всю живую силу деревьев от самых маленьких, юных листочков, до самых глубоких, крепких корней тоже непросто, но иногда мне кажется, что мои силы бесконечны.

— Бесконечных сил не существует, поговори с отцом.

— Хорошо. — сейчас Эстер это казалось неважным. — Мама, у тебя близняшки. И, наверно, опять девочки.

— Что ты говоришь, дочь! У кого близняшки?

Эстер вскочила на ноги. На пороге стояли отец и Бахман. Их лица были серьезны.

— Дабир, я не знала, как тебе сказать, сама узнала только что. Знаешь, наша дочь обладает даром…

Отец остановил жену коротким жестом. Видно было, что он хочет сказать совсем другое, что известие принесло ему еще больше боли, но, превозмогая себя, он произнес:

— Это ничего не меняет. Вы все уезжаете, немедленно.

Не давая никому ни возразить, ни даже произнести слова, он подошел и взял жену за руки.

— Ты сама знаешь, что так будет правильно. Ты уедешь утром к родителям в Экбатаны.

Затем он повернулся к Бахману. Юноша не произнес ни слова, он склонил голову и только один неуловимый взгляд в сторону Эстер сказал девушке все. Они действительно были в опасности, и надо спешить.

— Бахман, вы уедете в Сузы прямо сейчас. Ты знаешь, к кому обратиться. Он помнит тебя. Береги мою дочь. С вами поедут саки. И помни, помни, о чем мы говорили. Возможно, все можно исправить.

Эстер нервно сжала кулачки и прижала ко рту. Она не понимала, что происходит, но чувствовала: отец прав. Только почему он сам оставался здесь?

ГЛАВА 20. КИРА. ЭСТЕР

Еще минуту назад она с такой решительностью захлопнула дверцу машины, оставив за собой все разговоры и всех людей, которые пытались уговорить не бросаться в омут с головой, подумать, поискать другой выход. А теперь?

Какой другой выход? Они здесь, внутри этого серого каменного здания на другой стороне улицы. Лучи заходящего солнца отражаются и гаснут в окнах штаб-квартиры самого необычного религиозного ордена христианства, словно знак, что время истекает, а дальше стемнеет, наступит время тьмы. Впрочем, может быть, это как раз ее время, ведь она так любит черное? Или все-таки чернота и тьма это не одно и то же?

Как же ей не хватает решительности! Да уж, этим она никогда не отличалась, даже зайти к начальнику и сказать, что пора бы вспомнить о ее достижениях, это было выше ее сил. Все было всегда так легко отложить на будущее, и ежедневные мелкие проблемы были так безразличны… А сейчас она должна принимать решения даже во сне. Сегодняшний сон в этой римской гостинице до сих пор не давал покоя. Что он означал? Сражение, война, нападение. Думать об этом совершенно не хотелось, Не хотелось, хотелось… Просто думалось. “Что же за напасть такая!” И это лицо в конце… Как будто не прошло столько лет.

Наверно, этот сон необычный. Вообще, у нее уже выработалась привычка видеть необычные сны. Необычные сны в необычной жизни у необычной женщины. Ну да, она же ведьма. На глаза навернулись слезы. Нужно как то вытащить из сумки салфетку. О, нет, сумка осталась в машине, там, где и все остальное.

Интересно, если этот сон что-то означает, то войдя в эти двери с двумя белыми колоннами по бокам, она сделает шаг к его осуществлению или, наоборот, от него?

А с другой стороны, есть ли у нее выход? Нет, просто нет. В этом доме, там, наверху, там Милан. Когда это произошло? Как-то совсем незаметно, но теперь он самый дорогой, самый… Какой он самый, у нее даже нет слов, нет определений, понятий, нет терминов. Какие все-таки это холодные слова! Поэтому у нее нет другого выхода, и то, что она еще стоит здесь, можно объяснить только страхом, страхом, что она может подвести его, не справиться. И Уршулу тоже она может подвести. И тех, кто сейчас сидит в машине и ждет, их она тоже может подвести. “Что же это такое!”

Опять зазвонил телефон. Ну что такое, ей все звонят! Она вдруг понадобилась всем, какие-то неизвестные номера. Хотя это звонит Анна, второй раз, а может, третий. Отец тоже звонил, и сообщение оставил. Но она не читала, сейчас не до этого. Его лицо… Но об этом потом.

Потом. А сейчас она уже пустила черноту, которая привычным вихрем заполнила ее, радостно спрашивая, задавая вопрос: “когда же?” Сейчас, сейчас она сделает эти несколько шагов, вот к этим дверям, которые помнят средневековье, войдет и скажет… Что же она скажет?