Цветок прерий - [100]

После двух часов непрерывных мучений в седле, Маккензи очень обрадовалась, когда Кэл перетащил ее на свою лошадь и усадил перед собой. Его сильная рука обнимала ее за талию и надежно удерживала в седле, а широкая грудь служила прекрасной опорой.

– Спасибо, – прошептала она, доверчиво прислонившись к нему.

В ответ Кэл наклонился и поцеловал ее лохматую макушку. Несколько мужчин с удивлением посмотрели на такое странное, по их мнению, поведение, но Кэла это не волновало. За те несколько дней, которые он провел в горах, Кэл вспомнил привычки своего детства, но теперь – в компании товарищей-апачей – чувствовал себя неловко. Слушая их разговоры и беседуя с Джеронимо, он понял, как верно они называют себя – «мертвецы». Они ни о чем не думали и не говорили, кроме смерти – о тех, кого они убили, и о том, что скоро наступит и их черед. Больше не было тех добродушных шуток, того товарищества и грубого мужского юмора – того, что он с детства привык связывать с воинами-апачами. Эти люди были мрачны, как палачи, а в черных глазах Джеронимо горел огонь фанатизма. Даже Йаноза, постоянный товарищ детства и юности Кэла, превратился в человека, у которого осталось только два чувства: ненависть и печаль. После первого приветствия они ни разу не поговорили друг с другом. Когда-то они были братьями, а сейчас стали чужими, им нечего было сказать друг другу.

К вечеру отряд пересек мексиканскую границу. Они ехали без отдыха до темноты, пока не добрались до реки. Там они остановились на несколько часов, чтобы дать отдых лошадям и поесть вяленой говядины и оленины. Маккензи уснула еще до того, как Кэл снял ее с лошади и уложил на одеяла. Она не слышала ни того, что Джеронимо велел Кэлу оставить ее на попечение женщин, ни того, как Бай-я-нета с другими женщинами расположились на своих одеялах вокруг нее, чтобы хоть немного поспать.

На следующий день, когда солнце поднялось над горизонтом, они были уже на лошадях и мчались на юг. Река текла в пустынных местах, сверкая и переливаясь, как бриллиантовое ожерелье. По обоим берегам были глубокие заводи, во многих местах встречались шумные водопады. Вода была холодная и чистая. Чем дальше они продвигались на юг, тем больше зелени было в долине. По берегам реки располагались густые заросли тростника. На высоких гребнях суровых гор, которые прорезала река, росли большие кедры.

Чем дальше на юг они продвигались, тем свободнее чувствовали себя люди из отряда. Здесь, в неприступной Сьерра-Мадре, они будут, как дома. Тут скрывалось не одно поколение апачей, ни один белый не решался проникнуть туда. Через четыре дня отряд забрался высоко в горы, пройдя такой же трудный путь, как вся жизнь этих людей. Под копытами лошадей были острые камни, известняк, подвижный гравий. В некоторых местах отряд проходил по узким карнизам над пропастью. Путь был устлан скелетами коров и лошадей, не сумевших много месяцев, а может быть и лет назад преодолеть этот подъем. Маккензи порой задумывалось о том, сможет ли она выдержать эту дорогу, или на этой ужасной тропе появится скелет еще одного несчастного существа, побежденного горой.

В дороге апачи часто пополняли запасы продовольствия из тайников, которые имелись на всем пути. Кэл из первого же тайника взял две рубашки из тонкой оленьей кожи для себя и для Маккензи. Правда, ей оказались длинны рукава, но женщина решила эту проблему, распоров боковые швы и закатав рукава.

После четырех дней тяжелого пути Джеронимо объявил о том, что они сделают привал в маленькой долине, заросшей пышной травой, где был ручей с чистой прохладной водой. В эту ночь женщины развели большой костер. После ужина, состоявшего из белки, кролика, желудей и дикого картофеля, мужчины приволокли в лагерь полое бревно и сделали себе барабанные палочки из молодых ивовых побегов. Играя роль верной жены апача, Маккензи помогла Кэлу нарисовать на лице охрой страшную красную полосу, а потом смотрела, как он присоединился к дикой пляске мужчин вокруг костра.

Этот танец был почти таким же ужасным, как нападения индейцев. Барабан, в который превратили полое бревно, отбивал леденящий душу ритм. Апачи делали прыжки и выпады во все стороны, опускались на одно колено, затем внезапно высоко подпрыгивали и произносили непонятные слова.

– Что они говорят? – спросил Маккензи у Бай-я-неты, стараясь перекричать весь этот шум.

– Они восхваляют свои воинские подвиги. Рассказывают о храбрых поступках, которые они совершили, и о том, как они убивали своих врагов. А еще говорят о том, что все мексиканцы трусы.

– Почему они упоминают мексиканцев?

– Завтра они нападут на мексиканскую деревню. Джеронимо хочет привести в лагерь скот и лошадей. Но Джеронимо напал бы на них, даже если бы у них не было ни лошадей, ни коров. Он любит убивать мексиканцев больше, чем белых. Много лет назад, когда он был еще молод, мексиканцы убили его мать и первую жену.

– Ой! – вырвалось у Маккензи.

Ей было ужасно жалко несчастных мексиканцев, которые проснутся на рассвете и увидят, что их жизнь разбита и затоплена в крови.

Когда маленькую долину осветило солнце, Маккензи еще не спала. Ночью она разговаривала с Кэлом и просила его не участвовать в набеге, а под каким-нибудь предлогом остаться в долине. Но Кэл сказал, что Джеронимо не позволит. Одним нападающим больше или меньше – для мексиканцев это ничего не изменит, но предводитель апачей после отказа воевать станет относиться по-другому и к Кэлу, и к Маккензи.