Цветок моей души - [40]

Слёзы потекли из глаз девушки и смешались с кровью, превращая лицо в кровавую маску. Она вскрикнула от боли, пальцы вцепились в мужские руки, но князь крепко держал за волосы.

Она извернулась и пнула его в колено. Удар быль несильным, но князь взревел – он не терпел сопротивления. Он швырнул Гиде на пол и принялся душить. Ноги засучили по полу, побелевшие пальцы пытались оторвать от горла его пальцы, из горла вырывался хрип. Девушка стала задыхаться, глаза закатились, а пальцы разжались. Когда она потеряла сознание, князь брезгливо отбросил ее от себя.

Девушка сломанной куклой лежала на полу: волосы наполовину закрыли тело, колени и локти были сбиты в кровь, лицо - пёстрое от размазавшейся краски и крови. Никто бы не узнал в этом куске мяса блистательную главную наложницу. На мгновение ему стало страшно от содеянного. Он слегка пнул её и, услышав стон, облегченно вздохнул.

- Завтра будь готова, мы отъезжаем на рассвете.

Хлопнула дверь.

Рыдания подступили к горлу, и Гиде тихонько завыла, закусывая кожу на запястье. Сбитые в кровь колени и локти саднили, по полу потянул сквозняк от приоткрытой двери. Морщась от боли, она встала, накинула ханьфу и разожгла опиумную трубку.

О боги, как же ей не хватает Лалы!

В клубах опиумного дыма ей причудилось, что статуэтка Кали шевельнулась. Синее лицо усмехалось, верхние две руки взметнулись вверх, нижние две - сжимали по кинжалу в каждой руке. Ожерелье из черепов звякнуло. Раньше она боялась Кали Черную. В детстве, когда шла молиться в храм, она сторонилась алтаря богини смерти, а сейчас молилась ей:

- Прошу тебя, благословенная сестра тьмы, Кали Черная, повелительница смерти, танцующая на черепах своих врагов! Молю тебя, придай мне сил, чтобы я могла отомстить за себя. Пусть он выпьет из той же чаши, что и я. Пусть я увижу, как он будет рыдать от боли, потеряв самое дорогое, что у него есть. Пусть его дни будут проходить в мучениях и сожалениях, и не найдет он покоя нигде. Забери мою жизнь, только исполни мою просьбу, умоляю!

Глава двадцать вторая

Чонган проснулся ещё до рассвета – сегодня будет тяжёлый день и надо успеть все подготовить. Поездка будет длиться две седмицы и потребует больше лошадей, людей и провизии, чем планировалось вначале. Новость о том, что наложница будет сопровождать князя, его огорчила – он только научился не думать о ней каждое мгновение. Привычным усилием он сосредоточился на главном: распланировать и проконтролировать исполнение.

- Третий, ты со мной! – по привычке, которую никак не удавалось изжить, восьмёрка не выезжала за пределы замка по одному. Хенг застонал, ему никогда не нравилось проводить в седле много времени.

Наконец, пышная процессия во главе с князем тронулась. Выезд был официальным - этакая демонстрация повелителя своему народу. Каждый город на пути князя обязан был встретить своего господина должным образом, для чего заранее отправили гонцов. Главам городов и вассалам земель, через которые пролегал путь, придется нелегко – князь с собой взял более сотни человек. Было велено заранее заготовить программу развлечения, чтобы любимая наложница не заскучала, а она слыла весьма капризной особой.

Чонган представил панику, которая царит сейчас среди знати в этих тихих городках на отшибе королевства, и усмехнулся. Князь, принявший правление Янтарной провинцией, напоминал ему куницу, забравшуюся в курятник – быстрый, опасный и хищный. Сколько голов полетят за эту поездку, сколько судеб будет поломано? Одно ясно – прежнего покоя не будет.

В последний раз убедившись, что все заняты своим делом, он поехал к голове процессии. Конь под князем был великолепен – угольно-черная трехлетка, подарок пустынников, горделиво трусила, повинуясь мысленному приказу хозяина. Крупная на боках, и более мелкая на животе чешуя на солнце ярко блестела, жесткая невысокая грива пульсировала, фильтруя воздух. Конь был привязан к князю – этим ритуалом владели только пустынники, а значит стоил больше, чем редкий желтый бриллиант на кольце князя.

- Гиде, подай мне печать, - велел князь и из-за шелковых штор крытой повозки тоненькая ручка протянула ему бархатный мешочек. Князь вынул печать из чехла, поставил оттиск на свитке, протянутую ему советником, и, не глядя, протянул её назад. В то же мгновение ручка Гиде подхватила мешочек и исчезла за шторами. Ветер взметнул ткань и на мгновение Чонган увидел в тени две женские фигуры, тоненькую – Гиде и покрупнее, видимо, служанку. На душе стало тепло, и улыбка тронула его губы. Хенг, как тень следующий за ним, недоуменно взглянул на Чонгана, перевел взгляд на повозку, снова на Чонгана.

- Когда привал? – негромко спросил он. Лысина вспотела, и Хенг протирал её время от времени огромным платком. Форма сильно давила на живот, пуговицы трещали, но пока держались. Хенг не любил такую погоду ранней весной – на солнце жарит как летом, а в тени начинаешь мерзнуть.

- К полудню объявим, - Чонган пришпорил своего коня и отъехал дальше от знати, окружавшей князя. С недавнего времени, он тоже стал владельцем собственных земель, чем втайне гордился, но среди аристократов все ещё чувствовал себя неловко, – надо предупредить, чтобы не мешкая готовили привал, когда достигнем той долины.