Цветок из Кирены - [29]

Мы проезжали щиты с предупреждениями о лежащих в полях минах, которые за двадцать семь лет не утратили своей смертоносной силы. Но милосердный покров ночной тьмы уже скрыл место, где ярость держав «оси» вылилась в потоки крови.

Мы промчались мимо в ночи. И подумали, что наша усталость, наш голод, пот, грязь — все это ничто перед муками, выпавшими на долю английских солдат, которые воевали и кончили свою жизнь в этих местах. Местах, где камни говорят и немые надписи шепчут свое вечное осуждение бессмысленности войн и злобы человеческой.

МЕД И ДЕГОТЬ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ

После того как мы ворвались в ботанический кабинет Виви Текхольм и бурная радость свидания озарила и без того солнечное помещение, после того как мы хорошенько потискали друг друга в объятиях, Виви нетерпеливо спросила:

— Ну как? Нашли сильфий?

В ее голосе не было ни капли иронии. Ибо Виви Текхольм — величайший в мире оптимист, недаром она столько раз выражала надежду дожить до решения загадки сильфия. И она слепо верит в неограниченные возможности и способности своих ботаников-любителей.

— Мне очень жаль тебя огорчать, Виви, — сказала я. — Но мы ни на миллиметр не приблизились к ответу. Вот единственное, что мы нашли.

Я положила на один из длинных рабочих столов в кабинете несколько высохших корней и увядших растений дриаса.

— Кроме того, у нас, конечно, есть запрессованный экземпляр. И есть другие цветы, не имеющие ничего общего с сильфием.

— Отлично, — сказала Виви, — Я всегда рада любому пополнению моих коллекций.

Она уже держала в руках соцветие дриаса с плодами.

— Это не может быть ферула, — задумчиво произнесла она. — У ферулы не бывает крылатых плодов.

— Местные жители называют его дриасом, — уныло сообщили мы.

— Минутку, я схожу за своими «Флорами», — сказала Виви и исчезла в лабиринте книжных полок в библиотеке.

Полистав книги и пристально рассмотрев в лупу крылатые плоды, она подвела итог:

— Нет, это не ферула. Это, должно быть, тапсия. А точнее, гарганская тапсия.

Мы с Луллу обменялись красноречивыми взглядами. Итак, наша ферула вовсе не ферула. Она не из того рода, к которому современные ботаники единодушно относят сильфий. Да, но ведь гарганская тапсия для нас тоже не совсем неведомое наименование… Вдруг Луллу просияла.

— Это же то самое растение, которое и Вивиани, и Делла Челла, и Барт в прошлом веке считали сильфием, — радостно прощебетала она.

— В том-то и дело, что в прошлом веке, — мрачно произнесла я. — Правда, А. Фойгт и А. Ваче недавно поддержали эту гипотезу, но она подвергается очень сильной критике со стороны большинства исследователей.

Не зря я штудировала выписки Луллу в дождливые дни и бессонные ночи, когда под рукой не было другой литературы.

Виви молча слушала нашу дискуссию, ласково улыбаясь потугам ботанических выскочек.

— И все-таки, по-моему, вам стоит еще раз проверить эту гарганскую тапсию, — весело предложила она. — Ведь никто еще не доказал окончательно, что сильфий на самом деле принадлежал к роду ферула. Почем знать, может, это был один из видов тап-сии.

Луллу отправилась в Гельван, в тридцати километрах к югу от Каира, надеясь усмирить серными ваннами радикулит, который заметно обострился, когда мы пробивались сквозь песчаную бурю в щелеватом «Лендровере».

Я же проводила большую часть времени в ботаническом кабинете и дома у Виви, прилежно изучая классиков. Моя хозяйка без устали носила мне старые пыльные фолианты и более свежие труды о сильфии. А еще она сходила вместе со мной во Французский институт и помогла мне получить на дом книгу Франсуа Шаму «Кирена при Баттиадах». И мы с ней не один час провели в библиотеке Египетского музея, рассматривая через лупу монеты с сильфием в книге Люсьена Навили «Золотые монеты Киренаики».

Нашим дискуссиям о сильфии не было конца. Виви придумывала все новые и новые ходы.

— Когда вернешься в Кирену, собери побольше корней дриаса и пошли на анализ профессору Финну Сандбергу в Стокгольм. И не забудь расспросить бедуинов на месте, может быть, они применяют дриас. Если да — узнай, для чего. Выведай у них все, что они знают, ведь бедуины исстари занимаются растениями и их применением…

— Не так-то легко расспрашивать бедуинов, когда не знаешь арабского языка, — мрачно возразила я.

— Возьми с собой переводчика, — подбадривала меня неунывающая Виви. — Нет ничего проще, как найти говорящего по-английски ливийца, который сможет переводить тебе.

Виви не признает трудностей, для нее нет ничего невозможного.

Я же не раз была готова капитулировать.

Как, например, в тот раз, когда я села прорабатывать староанглийский перевод сочинений Теофраста, чтобы впитать все, что им написано о сильфии, — каждое слово, каждый слог! — и попытаться извлечь что-то новое из сего источника премудрости. И в начале третьей главы шестой книги прочла:

«Наиболее замечательны и своеобразны по своим свойствам сильфий и египетский папирус: оба они относятся к разряду ферулоподобных растений. О папирусе мы говорили уже раньше в разделе о водяных растениях; о сильфии стоит сказать теперь».

— Проклятый Теофраст, — сердито пробормотала я.

— Что ты сказала? — поинтересовалась Виви, отрывая свои ясные голубые глаза от засушенных растений, определением которых она в эту минуту занималась.