Цветок из Кирены - [28]

Последовала многозначительная пауза. Жужжали шмели, привлеченные обилием клевера; комары пировали на наших открытых руках и шеях.

— А что если… — начала я, но не успела договорить, Луллу перебила меня.

— Ну конечно! — горячо произнесла она. — Ты считаешь, что надо отказаться от номеров в отеле и прямо сейчас отправиться в Каир?

Именно это я и считала. На часах всего только начало первого. Если мы немедля доедем до отеля и скажем директору, что наши планы изменились, номера нам не нужны, то еще дотемна можем поспеть к ливийско-египетской границе. Оттуда день езды до Александрии, а на третий день мы уже будем в Каире.

Все наши вещи упакованы и уложены. Значит, остается только претворять в жизнь наше внезапное решение.

Пусть дриас спокойно цветет и плодоносит, не опасаясь, что его выкопают с корнем. И пусть проблема сильфия потерпит. Две тысячи лет ждала, может еще немного обождать, пока мы будем штудировать ученые труды в Каире. А когда управимся с теоретическими исследованиями, оптимистически заключили мы, то вернемся, напичканные знаниями и ученостью, в Ливию и в два счета разгадаем загадку.

— Бороться и искать, — сказали мы себе и сели в «лендровер».

БЕГСТВО В ЕГИПЕТ

И мы бежали в Египет. Это в самом деле было бегство — во всяком случае, бегство от действительности, каковая выражалась в нашем невежестве и бессилии решить загадку сильфия.

Мы зашли в тупик. Может быть, нам не суждено пробиться к цели, но мы должны хотя бы выбраться из тупика, искать новые пути, новые ходы, новые возможности.

Машина бежала на восток; хорошие дороги чередовались с никудышными. Нетрудно было убедиться, что король Идрис и его правительство обращают часть денег от сбыта нефти на новые автострады. Но за неимением собственных сведущих инженеров власти вынуждены были — полагаю, без особой охоты — привлекать на руководящие должности итальянских специалистов.

К юго-западу от приморского города Дерна широкое и, хочется сказать, бархатное шоссе врезано красивыми петлями в белые известняковые скалы. Внезапно-нашим взглядам открылось Средиземное море, и у нас даже дух захватило от восхитительного зрелища. После Дерны снова пошли крутые зигзаги старой дороги, и мой «лендровер», тяжело дыша, напрягал все свои лошадиные силы, одолевая подъем на первой скорости.

Темнота настигла нас, прежде чем мы доехали до границы.

— Лучше заночуем, не доезжая до египетского пограничного города Соллум, — сказала я. — Он так красиво расположен на берегу морского залива, это такая упоительная картина, обидно, если ты не увидишь ее при дневном свете.

— Но непохоже, чтобы мы могли найти какой-нибудь отель или рестхауз, — констатировала Луллу.

Что верно, то верно. Вспомнив, как в прошлом году мы с Катериной поставили «лендровер» около ливийской пограничной заставы и ночевали в нем, я осторожно рассказала об этом случае Луллу.

— Отлично придумали, — заключила она. — Значит, останавливаемся у заставы и спим в машине.

Луллу, как всегда, понимала меня с полуслова.

Ливийские пограничники нисколько не возражали против того, чтобы мы поставили машину в надежном, на наш взгляд, месте — поблизости от их будки. Напротив. Они очень серьезно отнеслись к своим обязанностям ангелов-хранителей, и когда мы с Луллу без особых церемоний, иначе говоря, не умывая лица и не чистя зубов на ночь, улеглись спать — она на заднем сиденье, я на переднем, — то всю ночь слышали шаги и время от времени видели чей-то расплющенный о стекло нос. Пограничники не спускали с нас глаз, нее было в полном порядке.

Мы проснулись на восходе. Во всяком случае, но часам должен был быть восход, но солнце явно было не в духе. — Оно упорно пряталось за толстой пеленой густого желтого тумана.

Пройдя вместе с машиной все контроля, оформив выезд и въезд, мы принялись спускаться к Соллуму, видя от силы на несколько метров вперед. Было жарко и душно.

— Это здесь красота неописуемая? — поинтересовалась Луллу.

— Ага, при солнце, — подтвердила я. — Когда внизу простирается бирюзовое море… Да только сейчас такая погода, что его совсем не видно.

В Соллуме нас настигла песчаная буря. Вихри раскаленного песка закружились над дорогой, песчинки проникали через все щели в машину, набивались в уголки глаз, в нос, в уши, волосы. Сухой зной усугублял наши мытарства, скорость не превышала двадцати километров в час, но мы все же пробились в Мерса-Матрух. В нескольких километрах западнее города на берегу высится утес Агиба, который я тоже расписала Луллу как верх красоты. Увы, и тут метеорологические условия уготовили моей подруге разочарование; нам пришлось утешаться египетским обедом в грязноватой таверне в этом маленьком приморском городке с изумительными окрестностями, скрытыми в пелене плотного желтого тумана.

Когда мы отъехали от Мерса-Матруха на восток, песчаная буря унялась и туман рассеялся, но мое обещание показать Луллу еще одну достопримечательность и на этот раз не было выполнено. Речь идет о потрясающей, незабываемой картине военных кладбищ в Эль-Аламейне, среди которых английское кладбище с бесконечными прямыми рядами простых надгробных камней больше всего берет меня за душу. На каждом камне — фамилия и год рождения, чаще всего — 1920-й. А год смерти — один и тот же для всех этих тысяч молодых людей, черный год одной из самых тяжелых для Англии фаз второй мировой войны. 1942-й, год битвы при Эль-Аламейне…