Цветок для двоих - [20]

— Однако, — сказала Крис, когда тропка обогнула черные купы высоких кустов и там, вдалеке, засверкала освещенная беседка, вытягивая по темному золотые струны колонн, увитых ажурной зеленью.

— Не заблудимся, — согласилась Шанелька. Ее сандалии мягко ступали по шершавым плиткам, сердце подстукивало, будто она не шла, а следила за развитием сюжета из темного зала кинотеатра, зная, что случится дальше, но боясь, вдруг режиссеру приспичит все поменять и испортить.

Хеб Джахи, в светлых брюках и просторной рубашке навыпуск, ждал их у входа. Поклонился, указывая на низкий стол, окруженный тремя широкими тахтами, драпированными покрывалами. Его мокасины стояли на нижней ступеньке, и помедлив секунду, Крис стряхнула с ног черные глянцевые балетки, босиком поднялась и, выбрав себе место, села, кладя рядом кожаную папку с бумагами и планшетом. Шанелька немного задержалась, расстегивая пряжки сандалий.

Джахи, дождавшись, когда обе устроятся, не стал церемониться, а сразу прилег, опираясь на локоть, с доброжелательным одобрением разглядывая собеседниц. Это не выглядело невежливым, поняла Шанелька, так уж сделана беседка, сидеть чинно на таких покрывалах просто смешно и совсем неуютно. Потому забралась с ногами, укрывая их широким подолом, обняла руками коленки, укладывая на них подбородок. Вокруг было тихо, тепло и прекрасно. Так, как нужно.

Уюта не нарушил и Асам, который явился из внешней темноты, расставил крошечные кофейные чашки рядом с прозрачными бокалами для воды, налил всем густого напитка, заполняя свет крепчайшим ароматом. И присел сам, улыбаясь желтыми зубами под седой щетиной коротких усов. Проговорив несколько слов, неторопливо сделал несколько глотков из своей чашки.

— Асам желает вам так же затмевать ночные цветы, как вы затмили дневное сияние королевского сада Пуруджи, — вполголоса перевел Джахи, улыбаясь.

И гостьям не оставалось ничего, кроме как церемонно кивнуть, благодаря и соглашаясь.

Вежливая беседа продолжалась недолго. Джахи поинтересовался, как гостьям понравилось море и недолгий отдых, представил Асама, который, к тайной неловкости обеих, оказался не каким-то пережитком-слугой, а реставратором папирусных свитков и архивариусом. Сделал каждой по комплименту, не по дежурному, изящно подчеркнув индивидуальную направленность похвалы. И проследив, чтобы дамы попробовали всего понемножку, а тут были легкие закуски — соленые, кислые и сладости, кивнул Асаму, которому часть беседы переводил. Тот, собрав на поднос использованную посуду, откланялся, извиняясь, что дома семья, ждут. И исчез в темноте.

Джахи взял со стола пузатую фляжку, оплетенную серебряной сеткой, открыл пробку, наливая сначала себе, а потом и гостьям какой-то темный напиток, цвета густого меда. Взял в тонкие пальцы бокал.

— Для перехождения, — пояснил, и тут же поправился, уже привычно извинительно улыбнувшись, — для перехода. Так? То есть, наша беседа для отдыха закончена, мы говорим о работе, которую будем делать.

Шанелька поднесла бокал к лицу. Жидкость пахла цветами и вином, но перетекала по стеклу лениво, как очень густой ликер. Джахи выпил первым, вдохнул, прикладывая к тонким усам платок. И девочки выпили следом.

Позже, вспоминая детали беседы, Шанелька никак не могла отделить быстрые мысли от таких же быстрых, хотя и говоримых неторопливо, слов. Зелье, казалось, не просто яснило сознание, оно работало, как мощная линза, позволяя выбрать главную мысль и высказать ее кратко и емко. Одновременно погружая разум и душу в состояние уверенной безмятежности. Все идет так, как ему надо идти, говорили Шанельке голова и сердце, и глядя, как Крис слушает, кивает, задает вопросы и принимает ответы, понимала — ее подруга чувствует то же самое. Намечая план на ближайшие дни, они склонялись над журналом с календарем, делали пометки у себя в смартфонах, иногда подносили к губам чашечки, отпивая кофе по глотку. С Крис Джахи обсуждал временные рамки поиска и предположительные области документов. Шанелька спрашивала о методах каталогизации, о том, какая часть библиотечных бумаг оцифрована. И набрасывала себе план, где и что искать, чтоб утром не забыть важных деталей. Заодно дамы узнали, что на самом деле старый дом в Геруде не является публичной библиотекой, это архив, который содержится на небольшие государственные дотации плюс взносы богатых граждан, заинтересованных в сохранении истории бывшего государства Пуруджи.

И наконец, устав так, что даже густое зелье, названное хебом — кассан — напиток разума, перестало действовать, замолчали, откидываясь на мягкие подушки.

— Я счастлив проводить вечер с ани, блистающими умом, — похвалил обеих Джахи, — я не обижу ани, признаваясь, что для пуруджи ум женщин… — он пошевелил пальцами, подбирая слова, — нормальный. Нет? Должно так. Да?

— Обычное дело, — кивнула Шанелька, — может, вы хотите сказать более интеллигентно, но суть такая. Как мне кажется. Криси, помоги. А то мне и на русском в голову приходят только бытовые штампы.

— Типа — умная баба — это нормально, — засмеялась Крис, — так?

— Баба? — заинтересовался Джахи.

И засмеялись уже все трое. У Шанельки немного слипались глаза. Это называется «мозговой штурм», наверное, — размышляла она сонно, ленясь размышлять вообще. Больше всего ей хотелось сейчас помолчать, вообще без мыслей. Уйти, как есть — босиком, в наброшенной поверх платья толстовке куда-то в темноту, встать там и слушать, превращаясь в дерево. Или в куст. Или — в цветок. Расти, не просыпаясь, а к утру плавно раскрыть лепестки, проснуться. И записать новую сказку, которая — вот она, плавает перед полузакрытыми глазами, светясь множеством огоньков.